— Не за что, — сказал он, громко смеясь, и обнял ее. — А теперь давай поищем место в тенечке, чтобы послушать Арету Франклин. Мне кажется, я не смогу больше сделать ни шагу.
— Не хочешь ли ты сказать, что такой активный отдых тебе не под силу, — подразнила его Келли.
— Конечно, нет. Я привык проводить субботу, растянувшись на диване перед телевизором, а теперь ты заставляешь меня стоять на ногах целый день уже в течение двух недель подряд.
— Насколько я помню, ты не все время стоял, — парировала она, глядя на него с улыбкой. — И, кроме того, я бы рада посочувствовать, но подозреваю, что тебе полезно двигаться.
— А, я догадываюсь. Ты хочешь, чтобы я был в форме во время ежегодного врачебного осмотра.
— Вот именно, — согласилась Келли. — Мне бы не хотелось повышать твои страховые выплаты вдобавок к остальным излишествам в твоем контракте.
— Осторожней, — предупредил он, хотя в глазах его появился дьявольский блеск, — а то я напомню тебе, что если ты будешь играть не по правилам, то вообще не будет никакого контракта.
Келли хитро улыбнулась:
— Забудь о том, что я сказала.
Он кивнул:
— Правильно, — потом остановился и огляделся. — Как насчет этого? — спросил он, указывая на пока еще свободное место на траве, под большим раскидистым дубом.
— Отлично, — ответила она, с удовольствием усаживаясь на прохладную траву. — Есть только одна небольшая проблема.
— Какая?
— Отсюда не видно сцены.
— Это не проблема — это реальность. Я отказываюсь сидеть на одной из этих жестких скамеек среди толпы только ради того, чтобы видеть Арету Франклин. Здесь нам будет удобно и слышно, и этого достаточно, — сказал он, сев рядом с ней.
— Вы знаете, мистер Эндрюс, — сказала она, как бы внезапно сделав открытие, — в нашем характере есть явные диктаторские замашки.
— Знаю, — ласково прошептал он, как будто она сделала ему комплимент. — И в вашем тоже — это и делает наши отношения такими интересными.
— Грант Эндрюс, я не диктатор! — горячо возразила Келли. — Спросите любого в телекомпании. Я сторонница руководства с учетом мнения сотрудников.
— Разумеется, — согласился он, улыбаясь, — до тех пор пока все идет по-твоему.
— Это неправда!
— Неужели? Столько шума относительно переговоров по моему новому контракту, но я что-то не припоминаю, чтобы ты изменила хотя бы один пункт после того, как ты сама выработала все условия.
— Это потому, что ты сам не захотел ничего менять, — возразила она. — Я прислушиваюсь к любому твоему разумному пожеланию.
— Что ты понимаешь под "разумным"? — парировал он. — Это отвечает твоим понятиям о приемлемости или моим?
— Если мы ведем переговоры, то это должно быть приемлемо для нас обоих, и взаимные компромиссы неизбежны.
— Помните об этом, когда переговоры возобновятся, леди-босс, — сказал он.
— Раз уж мы об этом заговорили, мы можем возобновить их прямо сейчас, предложила Келли.
— Испортить такой прекрасный вечер? Ни за что! С этого момента любые переговоры, которые мы будем вести, будут проходить в гораздо более деловой атмосфере, чем эта. Господи, на небе полная Луна, сейчас раздастся нежнейшая музыка, я устал, и ты наверняка сможешь уговорить меня на все, что угодно.
— Правда? — спросила Келли тихо и наклонилась, чтобы слегка дотронуться губами до его губ. — Что именно мне нужно для этого сделать?
— Просто продолжай, — прошептал он и уложил ее рядом с собой. Затаив дыхание, она снова прижалась губами к его губам, но на этот раз он не уклонился. Грант крепко прижал ее к себе, и она почувствовала его теплый и влажный рот.
Когда он, наконец, отпустил ее, Келли спросила прерывающимся голосом:
— Тебе не кажется, что мы несколько стары, чтобы обниматься в общественном месте?
— А при чем тут возраст? — ответил Грант. — Посмотри вокруг, мы здесь не одни.
Оглянувшись, Келли увидела, что он был прав. Вокруг них сидели и лежали в обнимку пары, соблазненные звездным небом и романтичной музыкой, которая лилась из усилителей, установленных на сцене. Хотя в песнях Ареты Франклин говорилось в основном об ушедшей любви, ее аудитория, по-видимому, не обращала на это внимания. Очевидно, они верили, что ночное волшебство будет длиться вечно. Келли тоже хотелось в это верить, но здравый смысл подсказывал ей, что ее отношениям с Грантом все еще грозит много неприятностей. Эта мысль испугала ее, поэтому когда Грант снова обнял ее, она прижалась к нему.
Как будто почувствовав ее страх, Грант прижал ее покрепче:
— В чем дело, Келли? Ты дрожишь.
— Я просто немного замерзла, — ответила Келли. Она знала, что не сможет сказать ему правду, не сможет признаться, что боится его потерять.
Внезапно Келли поняла, что хочет побыть с Грантом наедине. Она хотела, чтобы он любил ее, чтобы показал ей, как только он мог, что она не только способный руководитель, но и женщина, которую можно любить и желать. Казалось, только Грант мог сплавить эти два аспекта ее личности в одно целое. "У настоящей феминистки случился бы удар, услышь она такое", — подумала Келли с улыбкой. Ну что ж, ничего не поделаешь. Она доказала, что может справиться одна, но она устала от одиночества.