Железная бездна

На небольшой площадке перед обрывом стояли скамейки. Мы сели на одну из них отдохнуть. Адонис сосредоточенно молчал, закрыв глаза, и мы с Юкой долго не решались его потревожить.

Но за нас это сделали обстоятельства.

Рядом с площадкой, где мы сидели, располагалась еще одна похожая терраса, только заросшая кустами. На ней вдруг появился старый голем – он прошел совсем недалеко от нас, и я хорошо его разглядел.

Это был уже отработавший свое служка – шатаясь, он шел к обрыву, чтобы прыгнуть в море. Ему было не меньше двадцати лет, что делалось ясно по старомодной прическе, облупившейся краске и темным зигзагам на глине: глубокие трещины с выкрошенными краями походили на язвы.

С глиняного лба уже снята была рабочая печать, но на лице голема все еще сияла белозубая улыбка, а голубые эмалевые глаза смотрели в будущее с неподдельным оптимизмом. Я его где-то понимал: ему оставалось лишь добраться до обрыва.

Но пройти эти последние несколько метров бедняге не дали.

Из-за кустов наперерез ему выскочила стайка мальчишек. Самому младшему было лет восемь, а старшему – тринадцать или четырнадцать. Те, что поменьше, держали в руках деревянные мечи и копья, а старший был вооружен настоящим пожарным багром.

– Великан! Сдавайся!

Судя по их нарядам, мальчишки играли в рыцарей.

Голем попытался обойти их, но безжалостно подставленная под ноги палка сбила его с ног – и рыцари принялись за дело. Деревяшки почти не причиняли голему вреда, но вот багор со второго удара расколол глиняную голову и, похоже, повредил утилизационное начертание: ноги бедняги перестали шевелиться.

– Прекратите! – крикнул мальчишкам Адонис.

– Почему? – спросил один из них. – Он ничего не чувствует! Ему не больно!

– Больно не ему, – сказал Адонис. – Больно Ангелам в твоем сердце.

– Врешь ты все! – отозвался мальчишка неуверенно.

– Вру, – неожиданно согласился Адонис. – Но если ты сам не поймешь, почему не надо его бить, никто тебе этого не объяснит.

Мальчишки недовольно побрели прочь.

Безголовый голем пополз дальше к морю, подгребая руками, словно плыл по земле. На месте боя осталась часть его головы, из которой смотрел на нас пронзительный и веселый голубой глаз.

Когда голем перевалился через обрыв и полетел вниз, Адонис сказал:

– Я их тоже в детстве добивал.

– И я, – вздохнул я. – Сейчас, конечно, стыдно.

– Ты слышал выражение «убей себя о стену»? – спросил Адонис.

– Нет, – сказал я.

– Наверно, ты для этого слишком молод.

– Это с Ветхой Земли?

– Наоборот, – улыбнулся Адонис. – Это на Ветхую Землю оно залетело из нашего мира. Иногда случается и такое.

– А что оно значит?

– Лет шестьдесят тому назад, – сказал Адонис, – в Идиллиуме жил солик по имени Вениамин, решивший построить в своем Великом Приключении пространство для эволюции големов. Он создал их более тысячи – и ставил им на лбы все более сложные печати, пытаясь пробудить в них независимую мысль и волю. Его мир так и назывался – «Красная Глина».

– И чем кончилось?

– Как обычно в подобных случаях. Его опыты увенчались успехом, и големы предали его мучительной смерти. А потом стали оплакивать гибель своего бога. Они построили для него мавзолей из глины, сделали ему красивый саркофаг – а затем по очереди расшибли друг другу головы. Последний разбежался и убил себя о стену мавзолея, разбив печать на своем лбу. Вениамин специально создал для них мир без водоемов, чтобы они не пошли легким путем – но даже это не помогло.

Я поглядел на глаз, валяющийся в пыли.

– Когда Вениамин пришел в себя и вернулся в мир, – продолжал Адонис, – он стал скульптором. Делал глиняные фигурки и подолгу обжигал их в печи… Ходили слухи, что он ставил на них тайную печать, позволявшую им чувствовать боль и понимать, что это месть. На эту тему есть несколько монастырских поэм. Вы, наверно, слышали про Вениамина – он автор «Великой Армии Цинь Шихуана, увиденной во сне». Но на самом деле его армия – просто копия. Оригинал на Ветхой Земле.

Мы некоторое время молчали.

– Если вы считаете, – сказал Адонис, – что в этой истории есть глубокий смысл, перестаньте так думать. Его нет. Глубокого смысла нет ни в чем, кроме человеческой головы. А ее лучше всего разбить о какую-нибудь красивую монастырскую стену. Говорю это как профессиональный служитель культа.

Адонис шутил так странно, что было даже непонятно, шутит он или нет.

– А что вы сами думаете про мудрость Змея? – спросила Юка. – Вам она доступна?

Адонис покачал головой.

– Меня не интересует долгота дней. Я иду по другому пути. Прямо противоположному.

– По какому?

– При сужении момента исчезает и мир, и тот, кто его видит. В своей медитации я возвращаюсь к этому исчезновению. И мне довольно того, что происходит.

– А что происходит? – спросил я.

Адонис улыбнулся.

– Посмотри сам.

– Мудрость Змея тоже исчезает? – спросила Юка.

Адонис закрыл глаза и долго молчал.

– Змей кажется змеем, – сказал он наконец, – только до тех пор, пока не постигаешь, что принимал за него веревку в доме повешенного. Но в приличном обществе на эту тему не говорят.

X

Я шагнул в темноту, и зажегся свет.