Поручкался со мной, зелененькую пожертвовал. За его здравие выпить придется!»
В тот особенно грустный час, когда больные расползаются по своим палатам после заключительного туалета, вдруг снова появился фельдшер в белом халате, под которым виднелся добротный сюртук. Он держал наполненный какой-то жидкостью шприц. Подошел к Гусакову, осклабился, словно старому другу:
— Главный врач приказал пациенту Бренеру сделать укол, успокаивающий. Откройте, пожалуйста, двери.
Гусаков малость призадумался: «Соколов приказал пропускать к больному лишь Коха и Субботина. Насчет этого фельдшера указаний не припомню». Филер извинительно произнес:
— Допустить, простите, не имею возможности, а то неприятностей не оберешься.
Фельдшер укоризненно протянул:
— Во-от это нехорошо-о! Пациенту срочно требуется укол, иначе ему, того, летальный исход грозит. Вот тогда точно, неприятностей не миновать. Я, как и вы, человек подневольный, служивый. Приказали — вот и пришел. Дозвольте, уколю и уйду.
Гусакову стало жалко фельдшера: «И впрямь, тоже ведь на службе». И решился:
— Ну да ладно! — Приоткрыл дверь. В свете лампадки он увидал лежащего на постели Бренера. Обратился к фельдшеру, который уже стоял у него за спиной: — Больной спит. Хорошо ли беспокоить?
Фельдшер отодвинул филера, прошел в палату, бросив на ходу:
— Мы беспокоить никого не будем. Даже наоборот, успокоим.
И Гусаков увидал, как фельдшер откинул одеяло и с размаху, с самым зверским видом всадил иглу шприца в ягодицу Бренера. Растянув рот в странной улыбке, вышел из палаты.
Доза яда
Гусакова как пламенем обожгло, он даже всем телом дернулся: «Да ведь это явное злодейство! Надо крикнуть стражу». А пока что произнес:
— Господин фельдшер, да как же вы.... в ягодице больного шприц забыли?
Фельдшер всколыхнулся, вмиг покраснел, угодливо произнес:
— Конечно, конечно... Виноват!
Он выдернул шприц из тела покойного, пошел прямо на старого филера. Тот хотел крикнуть, позвать на помощь, но крик застрял у него в горле, как это случается в страшных снах. Хотел бежать — ноги сделались ватными. Фельдшер, гипнотизирующим взглядом, словно удав свою жертву, парализовал страхом волю старика. Он вплотную подошел к филеру и сильным коротким ударом всадил шприц ему в живот.
Старый Гусаков лишь слегка вскрикнул и замертво свалился на каменный пол.
Фельдшер, не выпуская из рук шприц, быстрым шагом, почти бегом бросился по коридору на выход.
И вдруг он увидал, что прямо на него из-за угла вышел громадный красавец, в котором фельдшер тут же разглядел знаменитого Соколова. И гений сыска злодея узнал. Усмехнувшись, он произнес:
— Кто это? Неужто любитель шахматной игры Асланов, он же депутат Думы и проходимец Тищенко? С того света вернулся, дьявол?
Фельдшер задрожал всем телом, но не проронил ни звука. Он двигался прямо на Соколова, не спуская с него страшного магнетического взора. Убийца судорожно сжимал шприц с остатком страшного яда.
Близилась смертельная развязка.
Поединок
Соколов с интересом наблюдал за приближающимся врагом. Он соображал: «Что сей змей предпримет? Начнет стрелять? Кажется, нет, иначе он не таращился бы на меня как недужный базедовой болезнью. Но в правой руке что-то сжимает. Нож? Это не страшно, справлюсь. Однако почему старик Гусаков валяется на полу? Зарезал шахматист?
А крови не видно...»
Все эти мысли роем пронеслись в голове. Тем временем расстояние между врагами сократилось до полутора шагов. Соколов рявкнул:
— Р-руки вер-рх!
Но злодей двинулся вперед и вдруг со страшной силой взмахнул рукой — снизу вверх, норовя пронзить смертоносным шприцем Соколова. Тот на краткое мгновение опередил убийцу, перехватив кисть и выкрутив ее.
Злодей застонал от боли и повалился на пол, изворачиваясь всем телом и норовя воткнуть в Соколова шприц. Сыщик, однако, держал его руку железной хваткой.
В этот момент выскочили из своей засады полицейские. Соколов произнес:
— Спокойно, враг повержен. — С любопытством взглянул на «шахматиста-депутата»: — Как тебе, позор рода человеческого, удалось остаться живым после взрыва бомбы?
— Вы, граф, не станете меня убивать, если скажу всю правду?
— Говори, не торгуйся!
— Когда на железнодорожной насыпи рванула бомба, меня отбросило взрывной волной в реку, она ведь рядом текла. По течению меня вынесло под мост. В то время вы искали меня с другой стороны насыпи. Но то, что я остался жив, я отношу к чуду.
— Кто приказал убить меня?
— Савинков назвал вас, граф, врагом партии эсеров. И своим лично. От имени партии он приговорил вас к смерти.
— Я тебя узнал: это ты влез в окно Мясницкой больницы, чтобы убить меня!
— Д-да... — с запинкой молвил злодей.
— Ты пришел сюда, чтобы спасти Бренера? Где сообщники?
Злодей малость посопел и, глядя снизу вверх на Соколова, признался:
— Первая задача — физически устранить вас. Что касается Бренера, то я решил, что устроить его побег слишком рискованно... Проще — ликвидировать. Способ — гуманный, безболезненный. Я сделал ему смертельный укол. Он теперь мертв.
Соколов рассмеялся:
— Он уже давно мертв. Ты яд влил... в тело покойника.