— Какая-то суматоха, полиция. — Вернулся к столу. — Чемодан, может, у кого сперли? — Он поднял бокал, повернул лицо к министру: — Дорогой и многоуважаемый Александр Александрович! Благосклонная судьба высоко вознесла вас, сравняла с земными царями. С восхищением останавливаясь перед вашей деятельностью, мы благодарны вам за вашу удивительную простоту, которая позволила вам снизойти до своих подчиненных и на равных правах разделять с нами трапезу. Да будет мне позволительно выразить тот неподдельный восторг, который...
Вдруг двери распахнулись и в «люкс» ворвалось несколько полицейских. Тщедушный штабс-капитан, который, видимо, предводительствовал этой атакой, топорща рыжие усы, заорал:
— Оставаться на местах, руки за голову!
Соколов, роняя кресло, вскочил на ноги и гаркнул:
— Руки вверх, носом к стене! Стреляю без предупреждения! — и для убедительности выхватил из кобуры, всегда висевшей под мышкой, «дрейзе».
Воинственный дух полицейских вмиг улетучился. Они уткнулись носом в стену, задрав руки. Соколов неспешно подошел к штабс-капитану, за микитки оторвал его от пола, заглянул в лицо:
— Ты, чиж, какого рожна залетел сюда?
Штабс-капитан свою промашку уже понял. Болтая в воздухе ножками, промямлил:
— Виноват, ваше благородие! В соседнем номере труп задавленный обнаружен. Портье доложил, что никого посторонних не было. Преступники где-то рядом... А из ваших дверей кто-то подозрительно выглядывал. Решили проверить, вот и ошиблись.
Соколов опустил на ковер свою жертву, с профессиональным интересом спросил:
— Ограбление?
— Похоже, так. Какая-то англичанка, миллионерша. С ее камеристкой истерика.
Бриллианты
Соколов, а за ним и все остальные вышли в коридор. У соседних дверей толпились полицейские и любопытные из прислуги и постояльцев. Пожилая, некрасивая девушка в домашнем халате и туфлях на босу ногу тихо всхлипывала:
— Я — Наталья Захарова, здешняя уроженка. Шесть лет назад нанялась к мисс Рэдман. Мы с ней словно родные сделались. — Девушка опять запричитала: — Что я натворила? Зачем уговорила мисс сюда приехать. Оставались бы мы дома, в Челси...
Утерев батистовым платочком глаза, она продолжила рее спокойней, лишь иногда нервно передергивая плечами:
— Вчера днем мы посетили Русский музей Императора Александра Третьего, расположенный в Михайловском дворце. Госпожа долго пробыла в тридцатом зале, любовалась картиной Шишкина «Верхушки сосен», даже спрашивала, нельзя ли ее купить, пусть и дорого. Потом мы прогулялись по Невскому, а вечером сидели во второй ложе бельэтажа Мариинского театра. Давали «Жизнь за царя». Госпожа надела бриллианты — очень богатые, фамильные. Одно колье — целое состояние. На госпожу даже мужчины заглядывались.
Кряжистый сыщик посмотрел на Соколова:
— Все сперли! Очень может быть, что убийца приметил жертву в театре, а потом выследил.
— В театре у госпожи разболелась голова, и мы после первого акта вернулись домой, — продолжала девушка. — Госпожа сразу же легла в постель. В первом часу ночи я зашла к госпоже — вот двери моего номера, напротив. И сразу поняла, что произошло что-то плохое. Ночник почему-то был затушен. Я зажгла его, вижу — кругом разбросаны вещи. Глянула на постель — госпожа удавлена, — и девушка вновь безутешно зарыдала.
Окаянная рука
Соколов прошел через гостиную в спальню. На широкой кровати лежала без одеяла, свесившегося на пол, молодая женщина. Ночная рубаха была задрана, оголяя стройные белые ноги. Из разреза выглядывала крепкая девственная грудь. Соколов снял с трюмо фото, протянул министру:
— Мисс Рэдман — хороша, право!
Сильвестр, держась за рукав Соколова, произнес:
— Смотрите, Аполлинарий Николаевич, это убийство совершила та же рука, что в Москве, — проволочная удавка, такая же закрутка. Как на трупах осведомителя Хорька, проститутки Клавки...
— Нет, это душил другой человек — левша, закрутка как раз слева. А в Москве — всегда справа. Но почерк — общий, московский.
Сильвестр не успел ничего ответить, ибо кряжистый сыщик произнес:
— Господа, мешаете проводить фотосъемку! Прошу покинуть помещение.
Под стражей
Компания вернулась в «люкс». Но доброе расположение духа было испорчено. Вскоре Сахаров похлопал по плечу Сильвестра:
— Тебе, милый друг, завтра ранним поездом номер сто шестьдесят пять уезжать в Саратов. Отправляйся в свою гостиницу на Морскую, во «Францию», выспись!
Когда за Сильвестром закрылась дверь, Макаров сказал:
— Теперь мы можем обсудить в конфиденциальной обстановке некоторые оперативные вопросы. Цель нашей операции с фон Лауницем двоякая. С одной стороны, мы должны в деталях выявить планы Ленина по «разложению империи». Но для нас еще важнее — убедиться в истинной враждебности Германии по отношению к России и получить двадцать миллионов франков, предназначаемых для Ленина. Вы, Аполлинарий Николаевич, твердо убеждены, что Ленин и его окружение не знают в лицо Барсукова-Штакельберга?