Железная коза

Дверца открывалась нехотя и медленно. И спустя каких-нибудь три минуты из шкафа выбрался измятый, опутанный бюстгальтерами и чулками престарелый верховный жрец Копчик Одоленьский. Нельзя сказать, что приключившаяся сцена не напоминала популярную в среде разночинцев картину «Не ждали», но все-таки в происходящем было больше от «Тайной вечери» кисти незабвенного, ну, сами знаете, кого.

— А я слышу, голоса знакомые, — маэстро Одоленьский поклонился Баян-Корытычу и Пурилису, подумал, и Кощубею.

— Но почему? — удивился латинянин, в своей наивности трогательный, как кнопка вызова лифта.

— А разве у молодого человека нет своего хобби? — кротко улыбнулся волхв-жрец. Может быть, уже и сообщалось, но не помешает повторить, мол, Копчик любил, когда ему исповедуются. И в процессе постепенно, но всегда, само собой получалось, что исповедуемый сначала каялся, а затем хвастался.

— Мистер Одоленьский, — приветствуя, щелкнул каблуками редактор. — Вы бы не могли в двух словах описать нам, что здесь происходило ночью?

— О! — вздохнул сладко жрец, закатил глаза, пустил струйку слюны и принялся бессознательно теребить застежку свисающего с плеча, как аксельбант, бандажного пояса. — Здесь было гнусно, очень гнусно!

— А потом?

— Совсем омерзительно, — мечтательно произнес Копчик, разглаживая складки на засаленной рясе покроя «акстись». — У меня аж в глазах сосуды полопались. Кстати, вы не подскажете хорошего окулиста?

— Ну а потом? — нетерпеливо прищелкнул пальцами корреспондент.

— Потом?.. Голубчик, вы же знаете, у меня склероз. Я даже путаю, кто у нас, исконных славян, Подага — бог восточного ветра, сын Стрибога, свирепый бог северного ветра, бурь и непогоды, или бог брака. Только не разглашайте.

Действительно, у верховного жреца отмечались преходящие нарушения зрения, парезы, расстройства координации. Обнаруживались нистагм, скандированная речь, интенционное дрожание (триада Шарко), симптом Бабинского, отсутствие брюшных рефлексов.

— Мосье Одоленьский, от этого может зависеть ваша карьера, — нетерпеливо забарабанил пальцами газетчик.

Словно ища поддержку у других, Копчик посмотрел вокруг, встретился с пришибленным взглядом колдуна и не встретился с добрым взглядом Пурилиса. Тот разглядывал себя в зеркало. Происходящее несколько удалилось от юношеского внимания. Ведь никто из присутствующих не говорил о любви и не собирался слушать песни о ней. Жалкими казались парню окружающие. Они погрязли в мелком выяснении подробностей, не замечая за разбежавшейся отарой деталей пастуха истины. И самое подлое с их стороны: они не советовались с Пурилисом, не спрашивали его мнения. Что, слишком умные?

А ведь Пурилису было что сказать. Например, он мог угадать любую песню «Модерн Токинг» с пяти нот…

Из зеркала на латинянина пялился веснушчатый юноша двадцати лет, с длинными немытыми локонами, перетянутыми мышиного цвета хайрасткой. Под левым глазом играл радугой веснушчатый синяк. Подбородок декорировали прыщи и младая поросль. Выражение лица отсутствовало напрочь. И вообще, на отражающемся человеке не было креста.

— Креста на тебе нету, — вздохнул Пурилис.

Не найдя поддержки, Копчик прошептал что-то редактору на ухо.

— Вслух! — потребовал политический обозреватель.

— Этот вот, — мистер Одоленьский, не глядя, ткнул пальцем в колдуна. — Нашу матушку, нашу княгинюшку, заступницу нашу, превратил в козу двурогую. — И зарыдал, уткнувшись носом в плечо Баяна-Коротыча. — Если бы Поревит[12] наделила меня пистолетом, я бы его ударил!

— Я? В козу? Ой, как неудобно! — колдун вскочил и снова рухнул спиной на кровать, закрыв глаза руками. Мятущаяся африканская душа.

— А вот этот, — маэстро Одоленьский нацелился пальцем в латиноса, — Да помогут мне славянские боги, только не все сразу, открыть любезному обществу глаза…

— Братья! — шустро оторвался от созерцания зеркала Пурилис. — Полноте слезы лить, слезами горе не подмажешь. Что дальше-то делать?

— Сухари сушить, — процитировал шутку из фильма Копчик и оглянулся в поисках аплодисментов. Но никто не засмеялся. Наверное, фильм не смотрели. Тогда Копчик закрыл за собой дверь шкафа. Он все-таки не в трамвае родился.

— А что тут думать? Известно, что нет ста друзей, съэкономишь сто рублей. Нет зоных охвата мобильной сети, потом позвонишь. Нет носков — сходи в боулинг. Но если нет вертикали власти!.. — нетерпеливо притопнул ногой на непонятливых собеседников корректор. — Посему перед вами ваш новый князь. Еще тепленький. Кто «за»? Единогласно!

У волхва, датинянина и даже у распростертого по слабости здоровья колдуна синхронно отворились рты от удивления.

— Самоотвод!!! — завопил колдун и снова вскочил.

Созерцатель, подкованный культурно, обнаружил бы в происходящем сходство с одним из лучших произведений мастера соцреализма Максима нашего Горького «Мать».

— Ты что, хочешь, чтобы я опровержение публиковал?! — изловил мага за грудки Баян-Корытыч и посмотрел в глаза очень выразительно. Прямо Робеспьер, национальный герой Франции. Высшая лига. Тыща голов за сезон.

— Но у меня котелок раскалывается.