Железная маска: между историей и легендой

Ограничить утечку информации — таково было желание Людовика XIV. В то время Лувуа в отношении сохранения тайны Эсташа питал столь большое доверие к Фуке и Сен-Мару, что вовсе не тревожился по этому поводу. Зато Сен-Мар, чувствуя, что ситуация с каждым днем все больше выходит из-под его контроля, испытывал большую тревогу, ибо ответственность лежала на его плечах. Имея дело с этими полусвободными заключенными, больше чем когда-либо следовало опасаться их побега. Имел ли он реальные основания для таких опасений? Во всяком случае, он не решился писать об этом в Париж, но направил туда своего кузена, лейтенанта Бленвийе. Какую весть передавал с ним Сен-Мар? Об этом нам ничего не известно. Офицер, отправившийся в путь в начале сентября, передал Лувуа несколько писем и, пользуясь случаем, проинформировал его о плохом состоянии здоровья Эсташа Данже.[197] С этого момента Лувуа, похоже, осознал, какую угрозу влекут за собой проявления тюремной свободы, и постарался ограничить ее. Отныне производился тщательный отбор посетителей, которым к тому же запрещалось шептаться с заключенными.[198] Капитан гарнизона и начальник иезуитов Пинероля как подозрительные лица были отстранены от службы в цитадели, а Сен-Мар укорял себя даже за то, что позволил садовнику Ле Нотру, вернувшемуся из поездки в Италию, обняться с сеньором де Во, своим бывшим патроном, господином, отличавшимся исключительным великодушием. Отдав эти более строгие распоряжения, Лувуа успокоился, полагая, что относительный порядок восстановлен.

Однако он не учел изобретательности Лозена, который еще за несколько лет до того проделал через камин ход и таким образом вступил в общение с Фуке, находившимся этажом выше. Средневековое здание тюрьмы пережило в мае

1653-го и в июне 1665 года два страшных взрыва (дважды молния ударяла в пороховой склад) и после этого было кое-как отремонтировано. Его стены были податливы, точно сделаны из картона, и в один прекрасный день ход стал достаточно просторным, чтобы небольшой человек, весь покрытый сажей и мусором, мог подняться в камеру соседа сверху. Это было в то время, когда еще не начались послабления для заключенных. Фуке был немало удивлен, увидел перед собой Лозена, которого знал еще маленьким кадетом, прибывшим из Гаскони и носившим тогда имя маркиза де Пюигийема (или, как произносили в то время, Пегилена). С тех пор у него не было новостей от двора. Когда же болтливый визитер с разлохмаченной бородой и сальными волосами, «поразительно грязный»,[199] начал рассказывать историю своего чудесного восхождения по социальной лестнице, которая привела его к должностям командира драгунского полка, генерал-лейтенанта, губернатора Берри, капитана первой роты лейб-гвардии короля, о своей любви к мадемуазель де Монпансье, кузине Людовика XIV, о головокружительном проекте женитьбы на ней, который, несомненно, осуществился бы, если бы большая часть придворных не ополчилась против него и не оказала бы на короля нажим, чтобы тот воспротивился столь дерзкому намерению, Фуке стало казаться, что ему все это снится или, скорее, что его собеседник, говоривший о столь невероятных вещах, повредился рассудком…

Об этом происшествии существует несколько сумбурный рассказ Сен-Симона, а также более точное повествование Куртиля де Сандра в его «Воспоминаниях мсье де Л. К.Д. Р.», написанных в 1687 году, видимо, со слов самого Лозена: Фуке «внимательно слушал все, что рассказывал ему собеседник, но когда тот перешел к истории своей несостоявшейся женитьбы на мадемуазель де Монпансье и рассказал, как король, сначала дав согласие, затем забрал свое слово назад, он, не сумев удержаться, невольно обернулся к другому государственному заключенному, присутствовавшему при этом, и повертел своим пальцем у виска, как обычно делают, когда хотят показать, что у кого-то не в порядке с головой, — тем самым он дал понять, что придерживается не лучшего мнения о рассказчике. Мсье де Лозен, похоже, заметил это, но тем не менее закончил рассказ о чудесных перипетиях своей жизни, что еще больше укрепило первоначальное мнение мсье де Фуке о рассказчике».[200]

Нетрудно догадаться, что упомянутым третьим государственным заключенным был Эсташ Данже, который, с тех пор как стал слугой у Фуке, спал в передней комнате его апартаментов. Таким образом, на протяжении месяцев Лозен постоянно общался с Фуке и, что особенно беспокоило Лувуа, с его таинственным слугой. Не рассказал ли Данже свою историю, несмотря на страшные угрозы Сен-Мара? Этого мы, видимо, не узнаем никогда. Тальман де Рео рассказывает, как однажды стражник повернул в дверном замке ключ и вошел в апартаменты Фуке «в неурочный час». Лозен, который в это время, как обычно, разглагольствовал, тут же умолк и успел лишь прыгнуть в постель под балдахином и задернуть за собой занавески. «Ничего не было замечено».[201]