– Это грязное животное де Можирон навлек на нас немилость государя, – жаловался де Шомбург. – Король отправился в постель в ужасающем расположении духа, не удостоив ни словом никого из нас!
– А разве он не прав? – небрежно обронил де Келюс. – Только таким законченным идиотам, как де Можирон, д’Эпернон и твоя милость, могло втемяшиться в голову оторвать порядочных людей от приятного ужина и потащить их в промозглый туман в поисках опаснейших приключений!
– Сдается мне, этот сумасшедший гасконец мог бы прикончить нас всех одного за другим!
– В том числе и самого короля! Именно этим я и объясняю себе его скверное настроение: Генрих не любит стычек с людьми, владеющими шпагой не хуже, а, пожалуй, и лучше его самого!
– Видел ли ты сегодня маркиза?
– Де Можирон тоже провел не лучшую ночь: его лихорадит, а ушибленная голова распухла, как тыква.
– Но каков этот старый дьявол де Крильон! Нам уже почти удалось задвинуть его в тень, и вот – он снова в чести у государя!
Пока миньоны обменивались соображениями относительно вчерашних событий, в приемной послышался заливистый звон колокольчика. Именно так Генрих III обычно оповещал пажей о пробуждении своей особы. Толпа ожидающих зашевелилась, а два камер-пажа, до этой минуты сидевшие у дверей, сейчас же вскочили и кинулись в опочивальню. Граф де Келюс, носивший звание первого камердинера короля, также последовал за ними.
Заметив его, король отложил молитвенник, чтение которого по утрам считал своим долгом, и расслабленно произнес:
– Мое почтение, Жак! Как спалось?
– Неважно, государь.
– Мне тоже. Было бы вернее сказать, что я и вовсе не сомкнул глаз. Эту ночь я провел в размышлениях!
– Вот как? – делано удивился Келюс, пытаясь понять, в каком расположении духа пребывает король. Однако лицо монарха оставалось непроницаемым.
– Да-да, – продолжал Генрих, – я упорно размышлял и, похоже, раскрыл тайну бедствий, терзающих человечество, а заодно и несчастий, разрушающих устойчивость самых могучих держав!
– Черт побери! – восхитился де Келюс. – Неужели вам это удалось, сир?
– Безусловно! Итак, первопричина всех бед – женщины!
– Золотые слова!
– Не правда ли, любезный? Эти жалкие, коварные, склонные к изменам, скрытные, полные наглости и лишенные какого бы то ни было стыда существа губят все, к чему бы ни прикоснулись!
– Невозможно не согласиться, сир!
– Посуди сам – и содрогнись! Ведь что могло произойти минувшей ночью! Дьявол-гасконец едва не прикончил меня… Его клинок зацепил мое плечо, и если бы на мне не было медальона с мощами святого Дени, предохраняющими от всяческих ран, то беды не миновать…
Граф никогда не упускал возможности польстить сюзерену. Поэтому он сказал:
– Вот тут я позволю себе возразить, сир! Неужели вам не кажется, что само провидение не раз оглянется и поразмыслит о последствиях, прежде чем лишить жизни французского короля?
Генрих бледно улыбнулся шутке и велел пажам убраться в дальний угол покоя. Как только они удалились, он продолжал:
– Предположим, я легко отделался. Смерть, в конце концов, – пустяк! Но ты вообрази, де Келюс, что было бы, если б на шум явился ночной дозор! Меня моментально опознали бы, и можешь представить, какой скандал мог разразиться!
– Вы снова правы, сир! Это было бы просто неслыханно.
– И все это – бог мой! – из-за женщины… какой-то девчонки, до которой ни мне, ни тебе нет никакого дела!
– Несомненно!
– Я подумываю издать эдикт[90]
против всех женщин! И начну, думается, с королевы, отправив ее в ссылку в один из отдаленных замков или монастырей. А когда при дворе вообще не останется женщин как таковых, мы позабавимся на славу, увидишь!– Так или иначе, но это на редкость глубокая мысль, сир!
– Однако пора одеваться! Ты поможешь мне. И знай – прежде всего я намерен подвергнуть кое-кого примерному наказанию. И начну с маркиза де Можирона, предав его опале!
– Неужели, сир?
– Я так решил. Поручаю тебе передать ему это. Помимо того, я подвергну опале и де Шомбурга. Оба они – безнадежно испорченные люди, готовые променять мою дружбу на общение с женщинами.
– А как быть с Жаком д’Эперноном? – осведомился де Келюс, уже начавший опасаться за себя.
– Хм… Ты разве не заметил, что вчера д’Эпернон присоединился к нам без всякого удовольствия?
– В точности, как и я, сир!
– Следовательно, д’Эпернона мы оставим в покое. Ах да – ведь я обещал принять этого пройдоху-гасконца!
– Надеюсь, вы велите вздернуть его, сир?
– Отчего же? Он мне понравился. Второго такого фехтовальщика днем с огнем не сыскать. Кроме того, этот бородатый бес де Крильон явно ему покровительствует!
– Ну, это другое дело! И все-таки: как вы намерены поступить с этим гасконцем?
– Он вскоре явится сюда, тогда и решим.
– Сюда?!
– Именно. Я назначил ему аудиенцию во время утреннего приема.
– Сир! Вы поступаете, как некий искатель приключений, а не владыка могущественной державы…
– Не горячись, мой граф! Все его поведение вызывает глубокое доверие… Но тише – я слышу шаги! Кто-то стучит в потайную дверь!