Железная маска Шлиссельбурга

Деньги у господ офицеров и служителей имелись. Тратить ведь негде, в крепости нет ни лавки, ни трактира. В посад напротив, что на левом берегу у самого обводного канала расположен, лишь раз в неделю отправляли баркас с каптенармусами для приобретения необходимых припасов и вещей. О чем заранее составлялся длинный список, и все служивые и их домочадцы могли внести туда потребную им покупку.

Мысли о тихой семейной жизни полностью пропали из девичей головы год назад, когда она случайно соприкоснулась с жуткой тайной, за разглашение которой от царского имени грозили немедленным урезанием языка и ссылкой в холодную Сибирь…

— Как он там сейчас?

Девушка посмотрела в сторону Королевской и Княжеской башен под черепичными крышами, освещенных ярким летним солнцем. В дальнем углу, что к самому озеру примыкал, высились перед ними внутренние стены цитадели. Сложенные из серого известняка, они служили секретной тюрьмой для единственного узника — императора Иоанна Антоновича, свергнутого с престола ребенком двадцать три года тому назад царевной Елизаветой Петровной, будущей императрицей, «дщерью Петровой».

К портомойне, старой прыщавой Василисе, изредка ночами приходил капрал Аникита Морозов из цитадели — природу мужскую никуда не денешь, всем известно, что им от баб надобно, особенно когда давненько без женской ласки обходятся служивые. На такое комендант майор Бердников и капитан Власьев из «секретного каземата» глаза прикрывали — службе ведь не вредит, если язык не распускают охранники. Караульные ничего не рассказывали о таинственном узнике — ни про вид и нрав, красив ли, умен или безумен, и голос какой у него. Ничего не говорили, а может, и сами не знали толком, «секретный арестант» ведь под охраной находился.

Вот только одну из корзин с бельем два раза в неделю приносили портомойни на стирку — особенная та была. Офицерскую и солдатскую одежду с исподним опознать сразу можно — у всех оно одинаковое, полотно ведь похожее отпускают. Заношенные вещи, по которым вши ползают — бани ведь внутри нет, в корытах моются — запрещено им наружу выходить. Потому комендант негласно разрешил прачкам баню ночью топить постоянно — вот там солдатики и мылись, платя по полугривне за удовольствие посидеть в парной и отогреть застылые в каменных казематах кости. А Василиса с Марфой их там парили, ну и другими делами тоже занимались, о которых сохраняющим себя и свою честь девицам знать не полагается.

А вот в этой корзине все иное — белье новое, чулки дорогие, от рубах пахнет привычной для узника вонью, но материя дорогая. Маша сразу поняла, чья эта одежда. А потому отдала целую гривну, и прачки удивленно переглянулись — чего возьмешь с дурочки юной и малохольной, что сама за них всю работу добросовестно сделает, и еще деньгу хорошую за такое занятие щедро заплатит. Так что досталась Машеньке дополнительно та еще забота, с других плеч снятая — но зато и счастье великое!

С тех самых дней девушка тщательно простирывала одежду и белье несчастного императора, с мылом, щелоком и песком, полоскала летом и зимою в студеной колодезной воде, прокатывала деревянным вальком неоднократно. Со слезами на глазах зашивала прорехи и разрывы на прочной ткани, несколько раз пришивала оторванные пуговицы, которые находились в карманах. Одну такую из олова она сохранила — ведь к ней прикасались теплые пальцы человека, несчастного и несправедливо наказанного, только лишь за то, что в малолетстве он был императором.

Дед только задумчиво покачивал головой, глядя на поступки внучки — даже свою пуговицу отдал, похожую. А пять месяцев назад капитан Власьев предложил отставному сержанту убирать в самом «секретном каземате», посулил по три рубля в месяц. Иван Михайлович согласился, подписал бумагу присяжную, что никому ничего не расскажет об увиденном и услышанном внутри таинственной цитадели.

Молчал дедушка до сего дня, ничего не говорил внучке о своей тайной службе. Пока утром этим, очень рано, не прочитала Маша на изнанке белья царственного узника, сажей написанное только для нее послание со словами самой теплой благодарности — от несчастного Иоанна Антоновича, российского императора, томящегося вот уже долгие двадцать три года в сыром каземате, в неволе…

Глава 3

«Первое послание отправлено спонтанно, на дне корзины с одеждой, что ранним утром прачки забирают от ворот цитадели для стирки. То мои караульные солдаты постарались. А вот второе послание уже говорит о том, что связь с волей у меня теперь будет устойчивая. Ситуация изменилась к лучшему — когда внутри и снаружи тюрьмы имеются свои люди, то сидеть арестанту в заключении недолго, если есть желание вырваться на волю. А оно у меня не просто имеется, тело молодого узника прямо распирает жажда деятельности, желания вздохнуть полной грудью свежего воздуха. Еще бы ему этого не хотеть, если всю жизнь провел, говоря современным языком, в местах лишения свободы».