Железная трава

— Хожу, белый свет гляжу! — увернулся Епифан. — Кому от того худо?..

— Надо знать, где ходить! — процедил сквозь зубы Павел.

— По земле хожу, по божьей… — улыбнулся старик. — Ходи всякой, всякому места хватит…

И по-другому, уступчиво, спросил:

— Пошеничка, гляжу, засеяна… Ржицу-то, ярицу, тоже, чай, сеете?..

— Сеем!.. Да ты кто таков, но?!. Пошто таишься-то!..

Стояли лицом к лицу. Один большой, плечистый, тяжелорукий, другой сухонький, легкий, похожий на озадаченного бурундука.

— Нам, милай, скрывать нечего… Крестьяне мы… А пришли из Россеи. От обчества… А што?..

Заглянул пытливо в глаза Павла, ничего не разглядел, смутился старик. Продолжал дрогнувшим голосом:

— Ходоком я… от мира… Из голодных, сказать, мест… Из самых пропадащих…

Павел молчал, посапывая. И вдруг — глухо:

— Так ты не из Ползунова ли?.. Ползуново тут, в низах реки…

— Был, милай, был… — ожил Епифан, — Наших там, курских, содом!.. Танбовские тоже… Танбовских, гляди, больше… Ну, доложу, нар-р-род!.. Трое дён охаживал так и этак: по приговору просился… Хоть бы тебе што!.. В ус, анафемы, не дуют…

Павел молча повернул к коню, старик за ним, продолжая о своем:

— Ты, говорят мне, беззаконное, землячок, просишь. Ты должен то унять: земли здешни кабинецкие!.. Слыхал? Ка-а-аби-нецкие!.. Да што ж, кричу я, не стерпел — кричу: што ж вы, сукины вы сыны, этакое мне гуторите?.. Вы-то на какой земле усолились?.. Нар-р-род!.. Слопать готовы, ей-ей! А земляки… Ихняя, понимаешь, губерния к нашей — рукой подать… Плюнул, ушел я!.. Свой один, курской, направил… Ты, говорит, выше иди по реке… Там, говорит, пустопорожних земель… ай-яй-яй!..

Молча отвязал Павел чумбур, пнул коня в бок, вскочил в седло.

— Куда ж ты, родной?

— Во кудыкино поле!.. — крикнул Павел и так взглянул на старика, словно собирался пристукнуть его. — Да ты што, язви твою бабушку! Проследчик мой?..

Опешил старик, а Павел хватил плеткой буланую и — вскачь напрямки, травами.

5

Хлестал ветер по двору, плыла над небом муть, горы — в туманах. За банею — лихая брань.

Кричал Василий, младший:

— Твово тут ничего нет!.. Сказали тебе старики: «Баста», ну и убирайся на все четыре!..

Захлебывался визгливый старческий голос:

— Куда, куда-а-а я пойду?.. Я все земли… выходил!..

«Ага, накололся, запел!..» — ворчал про себя Павел, подвигаясь на крики.

Старик Епифан наступал на Василья, топтался, отпрянув, на месте, хватал себя за живот. Трепалась под ветром бороденка, тускло поблескивал череп, голый, с седыми завитушками на затылке. Увидя Павла, метнулся к нему.

— Слухай! Куда я пойду?.. С чем?!. Чем людей обрадую?.. «Наше… Все наше!..» Ой, умирать будете, в могилу всего не возьмете…

Чуял Павел: кричал кто-то, кому не было выхода, и нельзя крику тому помешать.

— Сели тут, завладели всем!.. Много ли прошу!.. Погибать нам, а?.. Люди вы, нет?!.

Молчание Павла ярило, подхлестывало старика.

— Навроде наших бар, все под себя подмяли! — вопил он. — Ли это правильно, ли это по-человечьи?! Павел, тебя спрашиваю!

Молчал, как воды в рот набрал, Павел, и тут ухватил его Епифан за полу:

— Ага, язык отнялся!.. Ну, так знайте же, ироды: не будет по-вашему… Придем!.. Всё одно — придем!..

Сломалась у Павла бровь, бросил хлестко:

— Придешь, так ни с чем и уйдешь!..

— А вот не уйдем!

— Уйдешь!..

Заревом вспыхнул Павел, взглянул на него старик, отшатнулся.

— Василей… — выронил, пятясь.

Но сдержал себя Павел, опустил зажатую в кулак руку.

6

Каждое утро собирался Епифан в путь, да все откладывал: ждал чего-то, на что-то надеялся.

Уже не звали его ни к полудню, ни к ужину. Выходила молодайка. Васильева жена, на крылечко, кричала ребятам, шли бы к трапезе, а старика как бы вовсе не замечала.

Только Анисим посылал кое-когда с мальчонкой съедоби гостю. Но однажды и Ванятша заартачился.

— Не! — покрутил он головой. — Неси сам…

И не принял для Епифана хлеба.

Соседи окликали Павла на улице:

— Ну, чо? Сидит… этот?..

— Сидит!..

— Ха! Да он пошто ж так-то?..

Павел молчал.

— Уж не поджидает ли, старый, кого?.. Дать бы ему по маковке!..

— Дай! Кто тебя держит? Дай!..

И уходил, не слушая соседа.

Волшебным колобком катились догадки со двора во двор, из избы в избу.

Не Епифан был страшен. Страшны были те, неведомые, которых гнал голод из-за Каменного Пояса. Вот уйдет старик, разнесет по свету весть о заволокских землях, и тогда прости-прощай вольготная жизнь.

7

Заволокло небо мокрой овчиной. Подул с севера ярый ветер. Насупились, как верблюды без жвачки, горы. Казалось, этого-то и ждал Епифан.

— Да ты чо, бог с тобою, в этакую-то погоду? — говорил Анисим, видя старика одетым по-дорожному. — Куда спешишь?.. Дольше сидел…

— Нет уж, пойду! — мотнул головой Епифан. — Сон я дурной видел…

— Сон, брат, от дум дурных… Пережди!..

— Пойду, не держи!..

Поклонился старик хозяину в пояс:

— За хлеб, за соль!..

Сморгнул Анисим:

— Прости, коли что… Куда теперь?..

Промолчал старик. Обернулся ко всем домашним:

— Прощайте, хозяюшки!.. Хлебца бы мне на дорожку…

Кинулась Викторовна за караваем.

— Зря ты, на ночь глядя…

— Чего уж!.. — махнул Епифан рукою. — За Катунь переберусь, по заимкам пойду…