Железная трава

Тут была пехота в полном походном снаряжении, только что поданная с севера из укрепленного крепостного района, и кавалерия, сделавшая за ночь многоверстный пробег: она шла по следам врага и не встретилась с ним только потому, что с Солонечной отряд белых казаков и немцев перегрузился в вагоны.

С часу на час с побочного пути ожидали новый эшелон с тяжелой батареей.

Когда солнце, старое, степное, с багровой морокой вполнеба, поднялось над белыми заречными буграми, людское возбуждение в Солонечной било через край.

Пути были полны снующих взад-вперед пехотинцев, на базаре за вокзалом военные смешались с сельчанами, огромная толпа гудела у сквера. Тут, взобравшись на перила, держась одной рукой за сук иссохшей ивы, говорил речь политком пехоты. Был он в короткой и тесной, защитного цвета рубахе, с темной кобурой у пояса. С лица его, рябоватого и красного, будто в бане распаренного, струился пот, глазки брызгали искорками восхищения, а свободная левая рука, сжатая в кулак, то и дело секла воздух. В толпу, пригретую солнцем, дышащую угаром горячих потных тел, сыпались калеными орехами бойкие, напитанные страстью слова:

— …Они нас в спину, а мы их в самое сердце… Поднимайся, чего там… Бабы — к плугу, мужик — за винтовку!..

Тут же, вблизи развалившейся беседки, за треногим столиком, шла запись добровольцев. Были среди них совсем еще подростки с запрокинутыми набекрень картузами, были и такие, у которых серебрились бороды.

На перрон, расталкивая зеленые рубахи, вышел дежурный по станции. Часто забили в колокол.

Из-за складов, сотрясая землю, катился паровоз, за ним — вагоны. Большое багровое полотнище развевалось с тендера. Люди из вагонов махали руками, орали «ура».

— С Медовой… деповские!.. — прокричал в толпу сцепщик Закутный и побежал, дергая локтями, к платформе. А из вагонов, гремя винтовками, уже выпрыгивали люди в пиджаках и блузах, и где-то впереди, у паровоза, грянул оркестр.

— Наши! Добровольцы! — захлебываясь от волнения, кидал на бегу Закутный. — Наши добровольцы…

Его мало кто слушал, а он все выкрикивал, будто сообщая о чем-то, таком огромном и радостном, перед чем все прочее должно было померкнуть:

— Наши! Деповские…

Затем он заглянул в зал первого класса, покрестился на покойников, как бы щурившихся под солнцем, толкнул двери в телеграфную (закрыты) и, повернув к скверу, но не дойдя до него, опустился на тумбу.

Сидел, отирая с лица пот, и чему-то сладко улыбался. У ног его зеленела трава железняк. Прибитая этой ночью конскими копытами, она уже расправляла жесткие свои кружева, и каждый ее стебель упорно тянулся к солнцу.

Старик ласково коснулся рукою зеленого кружева.

— Живуча ты, матушка… Уж и впрямь — железная!..

А к вокзалу отовсюду бежали люди, оркестр подымал к небу зычные медные голоса свои, и те, что прибыли с Медовой, торопливо строились вдоль платформы.

[1924]

МИХЕЙ КУЗЬМИЧ НА КУРОРТЕ

I

Трудно найти человека, не слыхавшего о наших южных курортах, о том лечении, которое там проводится: море, солнце, целебные источники, воздух. Но было время, когда в глухих уголках страны обо всем этом и понятия не имели. Желая предоставить широким слоям трудящихся курортное лечение, Центральное Управление Социального Страхования, в ведении которого находились санатории юга, прибегали к разверстке путевок по областям, губпрофсоветам, месткомам предприятий.

Причем были случаи, когда путевки оставались неиспользованными из-за отсутствия желающих ехать на курорт за тысячу верст, «к черту на кулички».

К тому времени и относится мой шутейный рассказ о событиях, разыгравшихся в одном из глухих уголков, до которых, как говорится, неделю скачи — не доскачешь.

Стояла горячая рабочая пора. Председатель завкома паровой мельницы получил из города бумагу. При помощи конторщика ознакомившись с ее содержанием, председатель собрал рабочих. Было их с полсотни. Народ все обстоятельный, хозяйственный. У каждого одна нога на мельнице, другая — в деревне, на пашне, и та, что в пашню упиралась, крепко держала человека у земли, у леса, у всей тамошней глухомани.

— Вот чего, граждане! — обратился к собравшимся председатель. — Пришла из союза бумага… читать али словесно обсказать?.. Бумага длинная — до обеда хватит…

— Словесно, чего там! — загудели голоса.

Председатель заглянул для приличия в бумагу, крякнул и заговорил:

— Дело, братцы, такое: требуют от нас по разверстке человека на курорт… Сначала к осмотру на комиссию, а опосля на самый курорт… Для бесплатного излечения… По всем правилам плоцедур!..

В толпе зашумели:

— Еще чего выдумали? Каки-таки куроры?!. Рабочая пора у людей, а он с повинностью.

— Ша! — поднял председатель руку. — Запамятуйте: мы есть часть всей есесер и отпираться не должны! Какие вы есть пролетарии, ежели будете пятиться по такому случаю в дезертиры?.. Обратите ваше внимание: полное иждивение при бесплатном проезде чугункою… Но-о?

В толпе молчали… Эх, не было печали!.. Ни дня, ни часу покоя: то с Деникою возись — повинность всякая, то на курорт высылай… Беда!