Корделия тяжело вздохнула. Алистер велел поспать, но она знала, что в ближайшие несколько часов ей это не удастся. Она хотела встать и найти книгу, чтобы отвлечься, но в этот момент окно с треском распахнулось, и в спальню ворвался холодный зимний ветер. А затем, к ужасу Корделии, через подоконник перевалилась какая-то фигура. Неизвестный шлепнулся на пол рядом с кроватью, и только тогда девушка разглядела светлые кудри и ярко-оранжевые гетры.
– Мэтью?!
«Разбойник» неловко поднялся и сел, потирая ушибленный локоть и вполголоса бормоча нецензурные ругательства.
– Это был первый приличный поступок, который Алистер совершил за свою жизнь. И подумать только, я находился в этот момент рядом и все слышал. Ну, если точнее, подслушивал.
– Закрой окно, пожалуйста, – попросила Корделия, – или я стукну тебя по голове чайником, можешь мне поверить. Что все это значит?
– Я пришел с визитом, – объяснил Мэтью, отряхиваясь и подходя к окну. – А что, разве не видно?
– Нормальные люди заходят через парадную дверь, – заметила Корделия. – Так что ты там говорил насчет Алистера?
– Кортана. Я слышал, как Алистер отказался от твоего, прошу прощения, дурацкого предложения. Кстати, я с ним полностью согласен: этот меч выбрал тебя, поэтому он от тебя уже никуда не денется, а кроме того, у Кортаны нет никаких причин для недовольства. Скорее всего, меч просто сломался.
– Это легендарный волшебный меч. Он не может сломаться. – Корделия натянула одеяло до подбородка. Она чувствовала себя очень неловко, сидя перед Мэтью в одной ночной рубашке. – А ты? Поверить не могу, неужели ты действительно забрался на карниз, все это время стоял за окном и подслушивал?
– Да, и могу сказать, что ты слишком долго болтала со своим братцем, надо было побыстрее выставить его вон. Я чуть в сосульку не превратился.
Мэтью ни капли не раскаивался в содеянном, поэтому сердиться на него было просто невозможно. Корделии впервые за день захотелось улыбнуться.
– И зачем ты это сделал, скажи на милость?
– Услышав о том, что произошло, я поехал на Керзон-стрит, чтобы принести свои соболезнования, но там никого не оказалось…
– Джеймса не было дома?
– Подозреваю, что он решил пройтись. Когда ему плохо, он бродит по городу – видимо, унаследовал эту привычку от дяди Уилла, – сообщил Мэтью. – Я догадался, что ты здесь, но подумал, что, если позвоню в дверь среди ночи, мне не откроют.
Корделия озадаченно разглядывала его.
– Ты мог бы подождать до завтра.
Мэтью сел на кровать. Корделия осознавала, что ситуация сложилась в высшей степени неприличная. С другой стороны, она была замужней дамой, а Анна сказала, что после свадьбы женщина может делать все, что вздумается. И даже позволять посторонним молодым людям в оранжевых гетрах сидеть у себя на кровати.
– Увы, я не мог ждать, – вздохнул Мэтью и, избегая ее взгляда, начал теребить покрывало. – Мне необходимо было сказать тебе кое-что.
– Что же?
Он очень быстро произнес:
– Я знаю, как это бывает, когда тебе больно, но ты не можешь искать утешения у тех, кого ты любишь. Когда нельзя ни с кем поделиться горем, нельзя даже заикнуться о нем никому из знакомых.
– Не понимаю…
Мэтью поднял голову, и глаза его в полумраке показались Корделии темно-зелеными, как нефрит.
– Я говорю о тебе и Джеймсе, – запинаясь, пробормотал он. – Да, мне прекрасно известно, что ваш брак – фиктивный, но на самом деле ты влюблена в него.
Корделия, окаменев, смотрела на Мэтью. С его взъерошенных волос капала вода, щеки раскраснелись от холода, глаза лихорадочно блестели. Что это – волнение? Неужели Мэтью способен нервничать?
– И Джеймс тоже знает? – прошептала она.
– Нет! – воскликнул Мэтью. – Боже мой, нет, конечно. Я обожаю Джеймса, но в вопросах взаимоотношений между мужчиной и женщиной он слеп как крот.
Корделия машинально комкала одеяло.
– И давно? Давно ли ты знаешь? И как… как ты догадался?
– Я видел, как ты на него смотришь, – просто сказал Мэтью. – Я знаю, ты не хотела завлекать его, тащить под венец, не хотела этого брака. Напротив, для тебя это, должно быть, настоящая пытка… Мне очень жаль, что так получилось. Ты заслуживаешь счастья.
Корделия с возрастающим удивлением разглядывала Мэтью. Он никогда не казался ей особенно проницательным человеком. По ее мнению, он недостаточно серьезно относился к жизни и окружающим, чтобы уметь читать в людских душах.
– Мне известно, каково это, скрывать истинные чувства, – продолжал он. – Я знаю, что это такое – испытывать душевные муки и не иметь возможности объяснить, что с тобой происходит. Я понимаю, почему ты сегодня не с Джеймсом. Когда человеку больно, он невольно обнажает свою душу, а ты не хочешь, чтобы он нечаянно узнал о твоей безответной любви… Джеймс будет страдать, и тебе будет тяжело видеть его страдания.
– Откуда ты все это знаешь? – воскликнула Корделия. – Когда ты успел стать таким специалистом в любовных переживаниях?
– В прошлом мне довелось испытать неразделенную страсть.
– Значит, вот почему ты такой печальный? – спросила Корделия.
Мэтью помолчал несколько секунд.
– Не знал, что кажусь тебе печальным.