Она вытащила из кармана браслет – простой серебряный обруч. Браслет сверкнул в свете канделябра, и Грейс зажмурилась. Татьяна продолжала излагать свой план. Она придумала целую историю: Грейс должна была сказать Джеймсу, что браслет принадлежал ее родной матери и переходил в ее семье из поколения в поколение. Девочка почувствовала, как болезненно сжалось сердце. Однако ощущение это было мимолетным, и она была уверена, что переживания не отразились на ее лице. Татьяна собиралась спрятать браслет в шкатулку, а шкатулку оставить в кабинете; Грейс следовало уговорить Джеймса выкрасть этот браслет для нее.
– В тот момент, когда он возьмет в руки этот предмет, – говорила мать, – он лишится собственной воли. Эта вещь обладает таким могуществом, что одно прикосновение к ней заставляет человека подчиниться его магии.
– Но зачем заставлять Джеймса красть браслет из нашего дома? – удивилась Грейс. – Я уверена, он наденет браслет, если я просто отдам его и скажу, что это подарок.
Татьяна ухмыльнулась.
– Грейс, ты так наивна. Кража браслета станет для него захватывающим приключением, потому что она подразумевает опасность и риск. Он будет дорожить этой вещью – потому что он полюбит тебя, разумеется, но также и потому, что в его сознании браслет будет связан с романтической историей.
Грейс знала, что возражать и отказываться бесполезно. Она не могла спорить с Татьяной, противиться ей – никогда. Кроме матери, у нее никого не было на всем белом свете, ей некуда было идти. Если бы она завтра призналась во всем Джеймсу, отдалась бы на милость его жестоких родителей, она потеряла бы все: дом, имя, брата. Она знала, что мать будет преследовать ее до самой смерти, рано или поздно уничтожит ее.
Кроме того, у нее имелись свои причины выполнять приказ Татьяны. В последний год мать не раз намекала ей на то, что затея околдовать Джеймса Эрондейла каким-то образом связана с планом возвращения Джесса. Она не говорила этого прямо, но Грейс была неглупа и сразу сообразила, что к чему. Существовал предел, дальше которого она не могла пойти ради матери. Но она знала, что присутствие Джесса, живого и здорового, изменит ее жизнь навсегда. Она была готова на все, абсолютно на все ради его спасения – потому что, вернувшись, он, в свою очередь, мог спасти ее.
21
Дорога в ад
«Обернись, дорогая,
Задержись, убегая,
Ведь дорожка кривая
Приведет тебя в ад.
Я забыла печали,
Свет я помню едва ли,
Спуск во мрак был так легок,
Не вернусь я назад».
Грейс опротивела зима, мокрый снег, грязное месиво под ногами, холодная вода, которая просачивалась в ее тонкие ботинки, метель и пронизывающий северный ветер. Ни муфта, ни шапка, ни шуба не помогали; холод проникал под одежду, руки и ноги немели, и ей казалось, что ее маленькое хрупкое тело никогда не отогреется.
Прежде Грейс проводила холодное время года за стенами Блэкторн-Мэнора, но этой осенью и зимой она вынуждена была выходить на улицу чуть ли не каждую ночь. Промерзнув до костей, она возвращалась в дом Бриджстоков, где ее ждала нетопленая комната и постель с давно остывшей глиняной грелкой.
Однако сейчас Грейс очень хотелось вернуться в свою мансарду или даже отправиться к Джессу, в засыпанный снегом сарай без крыши и очага. Она нерешительно переминалась с ноги на ногу на тротуаре напротив дома Консула, глядя на ряды темных окон. Холодный ветер развевал ее плащ, в сквере ухали совы.
Она думала, в такой час в доме все уже спят, но с удивлением обнаружила, что в окнах цокольного этажа до сих пор горит свет. Может быть, Генри Фэйрчайлд по забывчивости оставил там лампу? Он показался Грейс довольно рассеянным. Наконец она сказала себе, что надо рискнуть. На продуваемой ветром площади можно было замерзнуть насмерть.
Она прокралась вдоль стены здания к двери котельной; она знала, что оттуда в лабораторию ведет узкий коридор, которым никогда не пользовались. У Грейс был с собой универсальный ключ, украденный у Чарльза. Вспомнив жениха, она в очередной раз поздравила себя с удачей: он до сих пор находился во Франции и, следовательно, никак не мог застукать ее среди ночи в подвале собственного дома.
Заскрипели ржавые петли, и Грейс проскользнула в темное помещение, где пахло сыростью и плесенью. Через какое-то время ей удалось найти нужный коридор, и она на цыпочках прокралась к двери лаборатории. Дверь была слегка приоткрыта; заглянув в щель, Грейс увидела край стола Генри, заставленного пузатыми колбами и громоздкими физическими приборами. Комната была пуста.
Грейс открыла дверь, вошла в лабораторию – и отпрянула. В дальней части помещения на деревянном табурете сидел Кристофер Лайтвуд и вертел в руках какой-то металлический предмет. «Какого черта он прячется в углу?» – выругалась про себя раздосадованная Грейс. Почему он не мог сесть у стола, как все нормальные люди?