Портье едва заметно приподнял брови. Конечно: молодая женщина без сопровождающих приходит поздно ночью в квартиру холостого молодого джентльмена. Девушки из хороших семей так себя не ведут. Корделия поняла, что он принял ее за гулящую, но ей было безразлично. Она промерзла до костей и едва не плакала от усталости и отчаяния.
– Квартира номер шесть, третий этаж. Сами найдете.
И портье снова уткнулся в свою газету.
Лифт был шикарный – снова блестящие деревянные панели, золотые ручки и кнопки. Она переминалась с ноги на ногу, пока кабина медленно, со скрипом поднималась на третий этаж. Наконец, лифт остановился, Корделия открыла дверь и вышла в коридор, устланный красным ковром. Она увидела несколько дверей с золотыми цифрами. Только в этот момент Корделия почувствовала, что решимость ее ослабела; она отогнала мысли об отступлении и, подбежав к двери с цифрой «6», громко постучала.
Тишина. Затем раздались шаги и голос Мэтью. Услышав этот знакомый голос, Корделия, наконец, почувствовала нечто вроде облегчения.
– Хильда, я же тебе сказал, – сердито произнес он, распахивая дверь, – сегодня у меня нет грязного белья…
И замер, изумленно уставившись на Корделию. На нем были брюки и нижняя рубашка с короткими рукавами, открывавшими руны. На шее висело полотенце. Волосы у Мэтью были влажными, и она подумала, что он, наверное, умывался или брился.
– Корделия? – в тревоге воскликнул он, придя в себя. – Что-нибудь случилось? Что-нибудь с Джеймсом?
– Нет, – прошептала Корделия. – С Джеймсом все в порядке, и он… очень счастлив, я думаю.
Выражение лица Мэтью неуловимо изменилось. В глазах его вспыхнули грозные огоньки. Он распахнул дверь и сделал шаг назад.
– Заходи.
Она очутилась в небольшом квадратном помещении, служившем холлом; в помещении не было ничего заслуживающего внимания, если не считать огромной неоклассической вазы, стоявшей в углу. В Древней Греции из таких ваз прислужницы наливали ароматические масла в ванны, только этот сосуд, судя по его размерам, предназначался для прислужницы двадцати футов ростом. Фальшивая ваза была расписана фигурами людей, которые не то сражались, не то сжимали друг друга в страстных объятиях – Корделия не могла толком понять, чем именно они занимались.
– Я вижу, ты заметила мою вазу, – с гордостью произнес Мэтью. – Ее трудно не заметить.
Мэтью не смотрел на Корделию и нервно пощипывал края полотенца.
– Позволь мне провести для тебя экскурсию. Это моя ваза, с ней ты уже познакомилась, вон там пальма в кадке, а это вешалка для верхней одежды. Снимай мокрые туфли, и мы перейдем в гостиную. Не желаешь чаю? Я могу позвонить. А могу сам его приготовить – я научился обращаться с чайником. Или, может быть…
Сбросив туфли, в которые набился снег, Корделия зашла в гостиную. Эта комната выглядела намного приятнее устрашающей вазы. От усталости и волнения у Корделии подкашивались ноги, и ей захотелось рухнуть прямо на пушистый турецкий ковер, но она решила, что это будет слишком большой вольностью даже в квартире свободолюбивого Мэтью. В камине потрескивали поленья, изразцы поблескивали, как золотые слитки, у огня стоял мягкий диван, на спинку которого было брошено бархатное покрывало. Она упала на диван, и Мэтью закутал ее в плед и принес несколько подушек, так что она очутилась в небольшом уютном коконе.
Корделия смогла лишь кивнуть в ответ на предложение выпить чаю. Она пришла сюда, чтобы выговориться, поделиться своим несчастьем с Мэтью, но вдруг обнаружила, что не может произнести ни слова. Мэтью озабоченно оглядел ее и скрылся за дверью, которая, предположительно, вела в кухню.
«Возьми себя в руки. Скажи ему правду», – мысленно приказала себе Корделия, осматривая комнату. Прежде всего, ее удивил порядок. Она ожидала увидеть нечто похожее на квартиру Анны – разномастную мебель, разбросанную повсюду одежду. Но у нее создалось впечатление, будто Мэтью заказал себе новую мебель; грузчики, наверное, надорвались, пока тащили на третий этаж массивные дубовые шкафы, стол и кресла. В холле на крючках была развешана коллекция разноцветных пиджаков, оживлявшая интерьер. У двери стоял дорожный кофр с множеством наклеек. Оскар в ошейнике, украшенном самоцветами, дремал у огня. Над камином висела акварель, изображавшая группу молодых людей в саду под платанами – Корделия не сразу сообразила, что это «Веселые Разбойники». Интересно, кто это нарисовал, подумала она.
Она уже в который раз невольно позавидовала свободе, которой пользовался Мэтью. Кроме него, среди ее знакомых только Анна вела похожий образ жизни и презирала светские условности, но Корделия всегда считала Анну взрослой, зрелой женщиной. А Мэтью был ее ровесником и все равно жил как ему вздумается.