Железная цепь

Она бежала по широким улицам Мэйфэра, мимо частных скверов и площадей, мимо роскошных особняков, из окон которых лился теплый золотой свет. Она не стала тратить время на гламор, и немногочисленные прохожие с нескрываемым изумлением разглядывали девушку с распущенными волосами, спешившую куда-то морозной декабрьской ночью в тонком платье и домашних туфлях. Но ей было все равно.

Она сама не знала, куда бежит. Она ничего не взяла с собой из дома Джеймса, кроме того, что находилось в тот момент в карманах платья: несколько монет, носовой платок, стило. Когда она захлопнула за собой дверь черного хода, в голове у нее не было ни единой мысли; она знала только то, что ей нужно бежать, бежать оттуда как можно скорее. Пока она шла в своих тонких шелковых туфельках через сад, по занесенной снегом улице позади дома, у нее промокли и замерзли ноги. Непривычно было идти по улице без Кортаны. Перед тем как приехать на Керзон-стрит, она сделала с мечом то, что нужно было сделать. У нее сердце разрывалось при воспоминании об этом, но выбора не было.

Она поскользнулась на покрытой льдом мостовой и ухватилась за фонарный столб, чтобы не упасть. Зажмурилась, но это не помогло. Даже с закрытыми глазами она видела перед собой эту картину. Джеймс стоял на пороге их дома к ней спиной, а Грейс Блэкторн, прижавшись к нему, обнимала его за шею.

Они не целовались. Но тем не менее Корделия угадала, что они близки, и от этого ей стало еще хуже. Когда она застыла там, на лестнице, Грейс подняла голову и взглянула в лицо Джеймсу. Это был взгляд, каким женщина смотрит на своего любимого, единственного мужчину. Они были идеальной парой. Его черные волосы и ее серебристые косы составляли живописный контраст; оба они были молодыми, сильными, цветущими. Они были так прекрасны, что на них было больно смотреть. Это были мужчина и женщина, рожденные друг для друга, сама Судьба предназначила им стать возлюбленными и супругами. Да, в тот момент Корделия поняла, что Джеймс не для нее, что он принадлежит другой.

Непрошеные воспоминания заставили ее сердце сжаться от тоски; вот они с Джеймсом смеются за игрой в шахматы, вот он шепчет ей: «Ласкай меня… делай все, что хочешь… все что угодно…» Она вспомнила, как там, в сквере Маунт-стрит Гарденс, он повторял ей слова брачной клятвы. Перед ее мысленным взором промелькнули все эти мелочи, которые она собирала и хранила, словно сокровища, осколки надежды, из которых она склеила себе зеркало. И в этом зеркале, созданном из грез и мечтаний, она видела будущее, которое ждало их с Джеймсом. Их совместную жизнь.

Все это время она сознательно обманывала себя. И сегодня ее воздушный замок, наконец, рухнул.

Слова Грейс кололи и терзали сердце Корделии, словно терновый венец.

«Я должна сказать тебе одну вещь, дорогой. Я собираюсь порвать с Чарльзом. Я не могу больше выносить этого, Джеймс. Я не выйду за него замуж. Для меня всегда существовал лишь один мужчина – ты».

Корделия знала, что нельзя подслушивать разговор влюбленных; знала, что ей следует уйти, оставить их вдвоем, подняться в спальню, спрятаться от всего этого. Притвориться, что она ничего не видела и не слышала, чтобы уберечь последнюю, хрупкую надежду. Но ноги отказывались повиноваться ей. Она беспомощно стояла на ступенях и слушала. Смотрела, как безжалостная судьба заносит меч над ее жизнью, над ее мечтой, над ее заботливо взлелеянными иллюзиями. Ей показалось, что Земля перестала вращаться, секунды превратились в часы… Что он ответит?

Джеймс вздохнул с облегчением.

«Слава богу» – вот что он сказал.

Меч опустился, и ее мечта разлетелась на мириады осколков, подобно зеркалу. Некогда прекрасное волшебное зеркало превратилось в груду мусора; жестокий холодный ветер подхватил этот бесполезный мусор и унес во мрак. Корделия осталась одна со своим стыдом и горьким разочарованием. Даже в ту минуту, когда она узнала, что является паладином Лилит, она не испытала такого унижения. Презрение Лилит она могла вынести; кроме того, друзья поддерживали ее.

Но Джеймс, наверное, теперь испытывает к ней отвращение, думала она. Она обнаружила, что пятится прочь из вестибюля, держась за стену. Да, верно, он презирает ее, считает ее пустоголовой, самонадеянной девицей… Более того: навязчивой, распущенной, нескромной. О, его влекло к ней, в этом Корделия была уверена; а вдруг он, в свою очередь, догадался, что она с самого начала хотела стать его возлюбленной? И жалеет ее, как убогое, беспомощное создание, никчемное во всех отношениях?

Она не могла больше смотреть ему в глаза.