Железная звезда

Под этой зоной яростно вырывающейся наружу радиации лежит атмосфера нейтронной звезды: оболочка газообразного железа в несколько сантиметров толщиной. Под ней, согласно данным сканирующих устройств, двухкилометровая корка обычной материи: только тяжелые элементы, от молибдена до трансурановых, с атомными числами не меньше 140. А еще дальше вглубь зона нейтрониума — голые ядра железа, невообразимо плотно спрессованные. Противоестественный океан глубиной девять километров. Что кроется в его центре, можно только догадываться.

Мы прибыли сюда, чтобы погрузить зонд в зону нейтрониума и зачерпнуть ложку звездной материи весом сто миллиардов тонн на кубический сантиметр.

Ни о каком приземлении на нейтронную звезду не могло быть и речи; это даже не обсуждалось. Не только из-за гравитационного потенциала, выходящего за пределы нашего понимания,— если бы некое тело сумело противостоять приливному эффекту, оно должно было бы справиться и со скоростью убегания, тянущей его прочь и равной двумстам тысячам километров в секунду, то есть двум третям скорости света,— но еще и из-за температуры на поверхности нейтронной звезды, превышающей три миллиона градусов. Поверхностная температура земного Солнца шесть тысяч градусов, и нам в голову не приходит попытаться приземлиться на него. Даже на том расстоянии, где мы сейчас находились, наши тепловые и радиационные экраны работали на пределе своих возможностей, не давая нам зажариться. И приближаться мы не собирались.

«Ай-би-эм / Тошиба» хотели, чтобы мы вывели на орбиту вокруг нейтронной звезды миниатюрный гиперпространственный корабль: изумительное маленькое судно не больше сжатого кулака, с уменьшенной версией того двигателя, что перенес нас через пространство-время сюда, на тысячу световых лет, всего за дюжину недель. Этим крошечным кораблем мы могли управлять с «Бен-вах Мару». Вернее, это делал бы Главный мозг. С помощью маневра, программирование которого потребовало пятидесяти компьютерных лет, мы собирались отправить наш миниатюрный корабль в гиперпространство и вывести его оттуда прямо внутри нейтронной звезды.Он должен был остаться там на миллиардную долю секунды — этого достаточно, чтобы зачерпнуть ложку нейтрониума, ради чего все и затевалось. Потом мы полетели бы домой, а крошечный корабль следовал бы в нашем кильватере по проторенному гиперпути.

Мы полетели бы домой — если, конечно, даже столь короткое внедрение нашего кораблика в нейтронную звезду не освободило бы разрушительные силы, способные размазать нас по галактике. Вообще-то в «Ай-би-эм / Тошиба» не думали, что такое может произойти. Теоретически нейтронная звезда — одно из самых стабильных тел во вселенной, и математические расчеты подтверждают, что изъятие крошечной части ее вещества не может создать никаких проблем. Этот район вселенной уже выработал свою квоту разрушительных взрывов.

Тем не менее в принципе такая опасность оставалась. В особенности с учетом того, что в тридцати световых минутах отсюда находилась черная дыра — «подарочек» от гораздо более мощного взрыва второй сверхновой, случившегося в недавнем прошлом. Задерживаться рядом с черной дырой — все равно что иметь в игре лишнюю карту непредсказуемого достоинства, о чьем существовании игроки не знают до какого-то абсолютно случайного момента игры. Если мы все же дестабилизируем нейтронную звезду — каким образом, ученые Земли не могли предположить,— то рискуем оказаться не на пути домой, а внутри сферы Шварцшильца [42]А может быть, и нет. Был только один способ выяснить это.

Кстати, я понятия не имел, зачем контролирующим компаниям понадобился нейтрониум, ради добычи которого нас наняли. Надеялся лишь, что у них имелась достаточно веская причина.

Но мы не могли заниматься делом, пока поблизости болтался чужой корабль. Оставалось одно — ждать. И смотреть; но это потом. А пока просто ждать.

Два дня спустя Кэл Бьернсен сказал:

— Мы получили от них сообщение. Звуковое. По-английски.

Мы ждали этого, мы даже надеялись на это. Тем не менее я испытал шок.

— Давай прослушаем.

— Канал семь радиорелейной связи.

Я настроил канал. Зазвучал явно синтетический голос — никаких полутонов или обертонов, очень ровные интонации. Ритмически они пытались подражать нашей речи — на основе того, что мы им послали — и, по-моему, проделали прекрасную работу, но все же звучание было безусловно механического происхождения.

«Может, на борту их корабля вообще нет никого, кроме компьютера или роботов»,— подумал я.

Хорошо, если бы они оказались роботами.

Это походило на сон. На немного неуклюжем, несовершенном, но фантастически узнаваемом английском языке звучало первое приветствие чужеземной расы людям планеты Земля.

— Говорит Первый с Девятого Спаджа,— сказал голос.