Железная звезда

— Так... Ты вел добродетельную жизнь или нет?

— То есть грешил ли я?

— Да, можно использовать и это слово.

— Он хочет знать, грешил ли я! — поразился Писарро.— Спрашивает, был ли я грешником? Вел ли добродетельную жизнь? Да какое ему дело?

— Сделай милость, ответь,— попросил Сократ.— И ради нашей беседы позволь задать еще несколько вопросов...

— Начинается,— сказал Таннер.— Видишь? У тебя получилось! Сократ втягивает его в диалог!

Глаза Ричардсона сияли.

— Именно! Гарри, это же чудесно!

— Сократ его запутает.

— Не уверен,— возразил Ричардсон.

— Я стараюсь не оставаться в долгу,— начал Писарро.— Если меня бьют, я даю сдачи. Разве это грех? Это здравый смысл. Мы делаем то, что нужно, чтобы выжить и сохранить свое место под солнцем. Да, случается мне и забыть о постном дне, и поминать имя Господа всуе — полагаю, что это грешно, ведь брат Висенте всегда меня корил. Но разве это делает меня грешником? Как только у меня находится время, я каюсь. Наш мир греховен, и я ничуть не хуже других — так за что же меня винить? А? Бог создал меня таким. Я сотворен по образу Его и подобию. И верю в Сына Божьего.

— Так значит, ты добродетельный человек?

— Уж во всяком случае, не грешник. Я же сказал, что если и грешил, то каялся, и мое покаяние очищало меня от греха, словно того и не было.

— Согласен. Значит, ты добродетелен, и я попал в хорошее место. Но хочу окончательно убедиться. Скажи еще раз: твоя совесть совершенно чиста?

— Ты кто, исповедник?

— Всего лишь невежда, стремящийся к пониманию. И ты мне поможешь его обрести, изучая это место со мной. Если я попал в мир добрых людей, то и сам был добродетелен при жизни. Так что облегчи мою задачу, расскажи, есть ли на твоей совести что-то такое, в чем ты раскаиваешься?

Писарро неловко повел плечом:

— Ну, я убил правителя.

— Злого? Врага твоего города?

— Нет, он был мудрым и добрым.

— Тогда у тебя есть причина раскаиваться. Действительно, это грех — убить мудрого правителя.

— Но он был язычником.

— Кем?

— Он не верил в Бога.

— Он не верил в своего бога? — спросил Сократ.— Тогда, возможно, не так уж грешно было его убить.

— Нет. Он не верил в моего. Поклонялся своим богам. А значит был язычником. Как и весь его народ, коль разделял веру правителя. С этим нельзя было мириться. Из-за того что подданные разделяли его веру, они могли быть осуждены на вечные муки. Я убил его ради спасения душ его людей. Я убил его из любви к Богу.

— А ты согласен с тем, что все боги — отражение одного?

Писарро задумался:

— Похоже, что в чем-то так оно и есть.

— А разве служение Богу само по себе не праведно?

— Как же может быть иначе, Сократ?

— А ты не считаешь, что тот, кто служит верой своему богу согласно учению этого бога, поступает праведно?

Писарро сдвинул брови:

— Ну... при таком подходе — да...

— Тогда, думаю, убитый тобой правитель был праведным человеком, и, убив его, ты согрешил перед Богом.

— Подожди-ка!

— Подумай сам: служа своему богу, он тем самым служил и твоему. Ведь каждый такой человек служит Богу истинному, который заключает в себе всех наших придуманных божков.

— Нет,— угрюмо отрезал Писарро.— Как он мог быть слугой Господа? Он ничего не знал об Иисусе. Он не понимал Троицу. Когда священник дал ему Библию, он с презрением швырнул ее на землю. Это был язычник, Сократ! Как и ты. Ты вообще не разбираешься в таких вещах, если называешь Атауальпу праведником. Или если считаешь, что сможешь меня в этом убедить.

— Безусловно, я очень мало знаю. Но ты говорил, что он был мудрым и добрым?

— Для язычника — да.

— И хорошим правителем для своего народа?

— Похоже, да. Они процветали, когда я к ним пришел.

— Но все-таки он не был праведником.

— Я же объяснил. Он никогда не принимал причастия. По правде говоря, отвергал до самого дня смерти. И только тогда принял крещение. И вот тут-то и стал праведником. Но его уже собирались казнить, и было поздно его спасать.

— Крещение? Расскажи мне о нем, Писарро.

— Это таинство.

— Что такое таинство?

— Священный обряд. Он проводится священником с помощью святой воды. Человек тогда приходит в лоно Святой Матери-Церкви и обретает прощение всех грехов — и первородного, и своих собственных—и приобщается к Святому Духу.

— Потом ты мне расскажешь об этом побольше. Итак, благодаря крещению, ты сделал этого доброго правителя праведником? А потом убил его?

— Да.

— Но он же был праведником, когда ты убил его. Так что, несомненно, это убийство было грехом.

— Он должен был умереть, Сократ!

— А почему? — спросил афинянин.

— Сократ доиграется,— сказал Таннер.— Писарро его убьет. Ты только посмотри!

— Смотрю,— откликнулся Ричардсон.— Только никто никого не убьет. У них слишком разные воззрения.

— Вот увидишь.

— Ты думаешь?

— Я тебе уже объяснил, почему он должен был умереть,— продолжал Писарро.— Потому что его народ разделял его верования. Они поклонялись солнцу, потому что правитель сказал: «Солнце — Бог». Если бы мы позволили им и дальше вытворять то же самое, их души попали бы в ад.