Железное пламя

Но на этом пути нас ждала абсолютная катастрофа. Так что, нет.

– Нет. Беззащитные женщины никогда не были в моем вкусе. На сегодня мы закончили.

Я встал и направился к краю мата, чтобы забрать у Имоджен свое оружие.

– Что это, блядь, было? – прошептала она, возвращая мне последние клинки.

Я проигнорировал ее вопрос и обратился к командиру отряда, который уже присел на коврик напротив Вайоленс и занимался ее ублажением:

– Аэтос!

Аэтос повернул ко мне голову, и гнев на его лице почти заставил меня улыбнуться.

– Ей не помешало бы поменьше защиты и побольше обучения. – Я впился в него обвиняющим взглядом и смотрел так, пока Аэтос не кивнул. Затем повернулся и ушел.

– У тебя сегодня настроение померяться силами с первогодками? – с усмешкой спросил Гаррик, как только я отдалился от второго отряда. – Или только с этой конкретной первогодкой?

– Иногда меня бесит твоя гребаная наблюдательность.

– Трудно не заметить, как ты смотришь на нее, – ответил он, понижая голос.

– Как будто хочу ее убить? – спросил я, заметив нечто интересное в секции Когтя.

– Или трах…

– Не говори это слово, когда я в настроении бить людей.

У нас примерно равные силы, что делало нас идеальными спарринг-партнерами, но я уже достаточно разозлился, чтобы нанести своему лучшему другу реальный урон, несмотря на его габариты.

– О, не мог бы ты сделать это, пожалуйста? – Гаррик приложил руку к сердцу и ухмыльнулся. – Мне нужно, чтобы ты показал этими большими, сильными руками…

Я так сильно толкнул его плечом, что он даже отступил на шаг, и отправился к секции Когтя. Чем дальше отсюда, тем лучше, когда речь идет о Сорренгейл.

Глава 16

– А ты не понимаешь? Не видишь, что сделал Ксейден? – в панике спросил Аэтос у Сорренгейл, словно он не командир всадников, а рядовой пехотинец. Он намекал, что это я изменил исход Молотьбы.

Если бы я дергался каждый раз, когда кто-то вываливает на мое имя кучу дерьма, я бы никогда ничего не добился. Обычно я принимал к сведению обиду, откладывал ее на будущее и шел дальше. Как любит напоминать мне Сгаэль, драконов не волнует мнение овец… или большинства людей.

Но я увидел, как пальцы Аэтоса впились в плечи Сорренгейл, прямо над повязкой на том самом месте, куда угодил клинок хромого первокурсника, которого в итоге испепелил Тэйрн… И необъяснимая ярость рванулась в мои вены, зашелестела, словно маленькие осколки льда, разрезая все на своем пути. Я резко укрепил ментальные щиты, ибо делал это каждый раз, оказываясь рядом с кем угодно, не только с чтецом памяти.

– Будь добр, расскажи мне, что, по-твоему, я сделал.

Я шагнул в лунный свет, заливающий бо́льшую часть летного поля, и отключил поток энергии от Сгаэль, позволяя ночным теням вернуться в свое естественное состояние, чтобы этот засранец мог ясно меня видеть.

– Ты манипулировал Молотьбой.

Аэтос убрал руки от Сорренгейл, и я решил, что не буду их отрывать. Пока не буду.

Серьезно. Из всех законов, которые я здесь нарушал, именно этот он решил озвучить?

Я чуть не расхохотался, но тут засранец задвинул Сорренгейл себе за спину, как будто Вайоленс действительно нуждалась в его защите. Да уж. Он не видел ее сегодня на поле, иначе не стал бы над ней кудахтать.

– Даин, это… – Сорренгейл тут же вышла из-за его спины.

– Это официальное обвинение?

Боги, пожалуйста, дайте мне повод выбить из него всю напыщенность и любовь к Кодексу. Хотя бы раз.

«Он всего лишь раздражитель. Не забывай о самоконтроле». – Сгаэль решила меня поучить, как будто не ее привязанность к маленькому золотому дракону – причина всей этой гребаной ситуации.

Я пристально смотрел на Аэтоса, стараясь не коситься на Сорренгейл, не позволяя взгляду блуждать по упругим изгибам…

Боги, как же она меня отвлекала. Я не мог себе этого позволить, и тем не менее мне предстояло провести с ней остаток моей проклятой жизни. И вместо того, чтобы смотреть на меня с тем огнем, от которого я, похоже, не мог оторваться, сейчас она боялась. И от этого страха ее глаза в лунном свете казались янтарными, а не голубыми.

От страха за… Аэтоса? Мне стало мерзко.

– Ты сделал это? – спросил Аэтос, и теперь его тон был… плаксивым? Вот ведь дрянь.

– Что именно я сделал? – Я поднял бровь, позволяя увидеть в моих глазах всю ненависть к этому засранцу. Он что, идиот? Маленькая зверушка Сорренгейл, прямо-таки напичканная злобой с привкусом мышьяка, чуть не погибла на этом поле, а он беспокоился о протоколе? – Увидел ли я, что она в меньшинстве и уже ранена? Подумал ли я, что ее храбрость была столь же восхитительна, сколь и охренительно безрассудна? – Тут я совершил чудовищную ошибку, посмотрев на Сорренгейл, и жесткий контроль над моим самообладанием тут же начал слабеть. Она могла умереть там. Почти умерла. Прямо у меня на глазах.

– И я бы сделала это снова. – Она вздернула в мою сторону упрямый подбородок.