Железное сердце

— Я люблю тебя, — произнес Морган так, будто слова — драгоценные камни и с каждым из них нужно обращаться как можно осторожнее. Чтобы выговорить их, ему понадобился целый день, потому что он хотел сказать их наедине. Но они наконец отправились после ужина на прогулку вдоль берега реки. Луна была чуть больше, сияла чуть ярче и отражалась в быстро бегущей воде реки. Он вдруг остановился и пальцами коснулся ее лица. А потом произнес эти долгожданные слова. — Прости меня за сегодняшнее утро, — сказал он. — Покинуть тебя было дьявольски трудно, но… мне нужно было вначале узнать насчет Ника. Я все время думал, что ты… не будь он твоим братом… — Морган запнулся, как школьник, не знающий урока. — Господи, я даже не знаю, о чем подумал тогда. Кажется, я вообще разучился думать с тех пор, как встретил тебя.

Лори грустно рассмеялась:

— Но ты не показал этого. Я никогда не встречала более предусмотрительных людей.

— Самозащита, — лукаво улыбнулся он.

— А почему ты не рассказал мне о своих подозрениях насчет Ника?

— Но ты сбежала, а потом… все пошло кувырком.

— А что же прошлой ночью?

— Я не был уверен. И подумал, что лучше первому об этом узнать Нику.

Она поднялась на цыпочки и медленно и страстно поцеловала его, крепко прижимаясь губами к его жестким губам. Он обнял ее крепко, будто боясь, что она исчезнет.

Ее руки обняли его за шею, нежно играя густыми волосами. Он все еще пах мылом после утренней бани и еще каким-то соблазнительным мужским лосьоном, очевидно изобретенным цирюльником. Поцелуй затягивался, становясь все более жадным и требовательным, его язык проник меж ее губ, и она ответила его чувственному любопытству. В Лори вновь шевельнулась мучительная жажда, но он отстранился от нее и сказал:

— Я могу предложить тебе так мало, Лори.

— Это неважно.

— А для меня важно, — возразил он и всмотрелся в ее глаза. — Я рейнджер, Лори. Мне платят мало. Для холостяка денег хватает, и я кое-что сэкономил, но на двоих этого не хватит. Меня нет дома почти целый год. Такая жизнь адски трудна для жен. — Его голос дрогнул, и Лори поняла, что он уже думал об этом прежде. — Проклятье, рейнджеры не имеют права жениться. Любовь и покой лишают нас жесткой хватки, из-за этого нас убивают. Это лишь плодит вдов. Я не хочу для тебя такой участи.

Счастье Лори исчезало по капле, и тепло постепенно замещал ледяной холод. Она знала, что примет любую жизнь с ним. Но могла ли она подвергать его опасности? «Ты можешь покинуть рейнджеров», — хотелось сказать ей, но она не могла. Она узнала его достаточно хорошо, чтобы понять — в нем неистребим дух техасских рейнджеров. Для него это не только работа, но и жизнь, и она не должна лишать его частицы души. Он рано или поздно возненавидел бы ее за это.

— Мы все уладим, — веско произнесла она. — Как-нибудь уладим.

Слова Ника. «Мы все уладим». Интересно, будет ли он столь же оптимистичен, как клан Брэденов? Ей-богу, ему хотелось этого. Хотелось думать, что у них с Лори есть будущее. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором мелькнул яркий образ этого будущего. Глубочайшая тоска пронзила его словно ржавым ножом. Дети от Лори, дети, которых нужно вырастить достойно. С любовью. Сможет ли он предложить это Лори? Любовь? Надежность? Безопасность?

Или он оставит после себя сирот?

В горле у него родился мучительный стон. Он даже не понял, что этот стон вырвался наружу, пока не увидел испуганное и сострадающее лицо Лори. Он в отчаянии потянулся к девушке и стиснул ее в объятиях, как тонущий, лишенный воздуха человек. Сейчас она была для него всем тем, без чего немыслима жизнь.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я никогда и никого не полюблю так. Что бы ни случилось, я буду любить тебя всегда.

Эти слова, вместо бальзама на раны, лишь усилили его мучения. Его как будто разрывали на части. Он знал, что ему нужно уйти немедленно, но не мог, потому что она рядом и предложила ему все, что у нее есть. Он даже не знал, что существует такое бескорыстие, — ему никогда не предлагали сердце, никогда не любили и не желали, а потому он не мог сопротивляться. Он был пуст так долго, был настолько… одинок. Всю свою жизнь.

Зная, что поступает неприглядно, он склонил голову и в бездумном отчаянии губами нашел ее губы. Ее ответ был столь же отчаянным и жадным, но в нем была и не испытанная им сладость — в нежности ее губ, ее рук и пальцев, ласкающих его прикосновениями. Физическое влечение было с ними, еще и нечто настолько чудесное и убедительное, что ему показалось, будто кто-то вошел в его душу и окутал сердце нежностью и… пониманием. Она любила его таким, каков он есть, и сказала ему об этом, не прося быть кем-то иным.

Мы все уладим. Впервые он почувствовал ее оптимизм, и его опасения начали рассеиваться, оставляя лишь короткие уколы страха. Неужели такое счастье может быть не правым и недоступным для него?