Железное сердце

Ни одного мертвого тела не нашли. Ни одного суда не состоялось. Виновные безнаказанными сходили в сухие могилы на кладбище у церкви. Время шло. Люди забывали.

Но болота помнили.

Годы, десятки, а то и сотни лет хранили они своих мертвецов, но тем не лежалось в трясине, и в конце концов черная жижа все же отдавала их старые, обглоданные кости.

То же бывает и с правдой.

Зарой ее глубоко в землю, утопи в болоте и надейся, что там она и сгниет.

Не тут-то было – в один прекрасный день она выплывет наружу.

Грязная, в жутких лохмотьях, разящих смертью, она приковыляет к твоему дому и постучится в дверь.

На счету Аделаиды было немало преступлений. С властителями всегда так. Король отрубает голову жене, которая рожает ему только дочерей. Герцог подсыпает яд в вино мятежному графу. Епископ отправляет на костер человека за то, что его Бог говорит по-английски, а не на латыни. Правда, учебники истории называют все это не убийствами, а казнями. Совершенными во имя мира. Неприятными, но полезными деяниями.

Однако во времена Аделаиды – может, и в ваше время тоже – было одно преступление, для которого не находилось оправданий. Такое омерзительное, что короли, наследные принцы и папы не могли простить его…

Преступницей становилась женщина, надевшая корону.

Зеркало, зеркало на стене, кто прекрасней всех в стране?

Теперь тебе понятно, кто главный злодей нашей сказки? Ты уже видишь его лицо?

Ну ничего. Еще увидишь. Он совсем близко.

Глава 6

– Вольта! Вольта! – потребовал чей-то громкий голос, едва стихли звуки гальярды.

Танцоры постарше возмущенно заохали. Но их протесты заглушили громкий смех, свист и даже пара презрительных выкриков со стороны молодых.

Если гальярда считалась при дворе рискованным танцем, то на вольту смотрели как на вопиющее нарушение приличий. Танец представлял собой прекрасно поставленную дуэль желаний. Один партнер наступал, второй уклонялся. Один подходил совсем близко, второй отворачивался. Каждый взгляд провоцировал; каждая улыбка подстегивала.

Зазвучали первые заманчивые такты. Каждый танцор торопливо подыскивал себе пару. Тысячи свечей горели в люстрах, отбрасывая на лица гостей дрожащие тени; искрились шелковые платья и атласные камзолы. Каскады драгоценностей струились по напудренным полуобнаженным грудям. Жемчужины, крупные, как вишни, оттягивали уши. Перстни с большими камнями облепляли пальцы, как ракушки – днище морского корабля.

Покинув танцоров, принцесса отошла к столам с едой и напитками и взяла бокал с пуншем. Она так запыхалась, веселясь и танцуя ночь напролет ради одобрения мачехи, что теперь ей стоило большого труда сдержаться и не выпить все залпом. Платье цвета спелой сливы выгодно оттеняло черноту волос и зелень глаз. Лицо горело румянцем.

Она много смеялась: заливисто, соблазнительно, мелодично. Запрокидывала голову, поднося украшенную каменьями руку к горлу. А еще болтала. С кем угодно. О чем угодно. Да хоть ни о чем. О мальчишках, сапогах, пирогах, платьях… Не важно. Главное – говорить больше и смеяться громче, и тогда, может быть, удастся заглушить тот звон, который издают, соприкасаясь, осколки ее разбитого сердца.

Маленький мальчик подвергнут жестокой порке. Ни в чем не повинные собаки убиты. Стоило вспомнить о Томе и его любимых питомцах, как ей начинало казаться, будто каждый осколок норовит вылезти из груди, прорезав острыми краями плоть и пустив ей кровь.

Поэтому принцесса старалась не думать о них. Вот и сейчас она прогнала от себя мысль о Томе, поставила на стол бокал и щелчком пальцев приказала мальчику-слуге наполнить его снова – точно так поступила бы мачеха. И не важно, что бал нисколько ее не веселил, – важно было казаться радостной и веселой.

К ней подошел Родриго и начал высмеивать Хаакона. Она расхохоталась и тоже стала придумывать шутки. Хуссейн, сын султана Азира, поднес ей розу и пригласил на танец. Она отказала, насмешливо заявив, что согласится лишь в обмен на две дюжины. Александр, герцог Хинтерландии, поднес ей конфету; она скормила ее своему спаниелю.

Вернулся мальчик-слуга с пуншем, но не успела она протянуть руку, как строгий голос за ее спиной произнес:

– Принцесса Шарлотта-Сидония Вильгельмина София, будущая повелительница Грюнланда! Пунш – детский напиток.

Софи обернулась. Перед ней стоял Хаакон и улыбался. На нем был темно-зеленый бархатный камзол, длинные пряди светлых волос лежали на плечах. От его красоты у Софи с первого же взгляда перехватило дыхание.

– Попробуйте лучше вот это, – продолжил он и вложил ей в руку бокал с шампанским.

– Благодарю вас, мой господин, но это не для меня, – сказала Софи, возвращая бокал. – От шампанского у меня кружится голова. Оно – моя погибель.

Но Хаакон отказался забирать бокал.

– Ну, тогда я тоже не для вас, – заявил он, причем очень громко. – Ведь от меня у вас закружится не только голова, но и сердце. – Он потянул за узелок серебристого шнурка, который удерживал ее корсаж. – И тогда вас точно ждет погибель.