Железные Лавры

- Ты вот, жрец, судьбу всё неким промыслом прикрываешь, в коем и сам дальше своего носа звеньев не видишь, как ни щурься, - блестел бард гладкой чернотой зубов. – Да только скажу тебе, если промысл и есть, так его граф раньше нас стал на свою сторону перетягивать, как замерзший жених – теплую шкуру на брачном ложе. Что нам делать? Неужто шестью руками против его двух не перетянем твой промысл на свою сторону, если в нем, в твоем промысле, есть наше спасение и ты с ним и послан сюда, как ярл – с мечом, а я – со своей арфой? Что скажешь, жрец?

- Уж ты сначала договори, певец, - без труда извернулся я, не подготовив заблаговременно никакого умного пророчества.

- Узнаем-ка все трое, как кто из нас родился – так, глядишь, из самых начал пути легче будет высмотреть общее направление, коли промысл он как истинный промысл, а не судеб пустозвонство, - выложил идею бард, как не зачахнуть в этом полуподвале от скуки.

- Если судьба жреца – здесь корень и основа, - подал голос ярл, не двинув валуном головы, - то всем нам надо кинуться в реку вместе с его Богом, писаным на древе. Там надежда, что вместе вынесет живыми, меня – на трон, тебя – с твоей арфой к трону, а жреца – неизвестно куда, раз он сам не знает, куда ему теперь надо.

- Не торопись, славный ярл, еще не слышим последнего грома твоей судьбы и не намокли под дождем моей. А только, раз тебе жрец уже поведал про себя, то сам и начинай, а потом подремлешь, когда очередь жреца придет. – Так мудро и догадливо заметил бард, смерив ярла взглядом, как лесоруб – поваленное им древо.

Ярл Рёрик Сивые Глаза дотянулся рукой до своего темени, пошевелил там пальцами, точно разгоняя вшей и мысли. И, не отрывая руки от головы, тяжело накатил ее нам в глаза. Мы увидели в белизне меж волос короткую борозду-шрам, что концами указывала точно на нос и на хребет. Оказалась, то – главная у ярла межа судьбы. Когда-то ранили его в голову (верно, что голова ярла – его Ахиллесова пята, поднятая до вершины!) – и теперь он все свои подвиги помнил только по чужим рассказам и песням-висам.

- Мне беречь нечего. Певцы помнят обо мне больше, чем сам про себя. Куда ни приду – везде напомнят то, что как раз и пригодится вспомнить в тот самый нужный час, - изрек ярл, и стало ясно, что никаких расспросов уже не полагается: любая небылица вплетется в его судьбу, любая пойдет ровной бороздой по ее полю.

Надо было, однако, помнить заранее, дабы не разочароваться, что все речи у ярла короткие и прямые, как взмах мечом или бросок копья. Он как начал свою историю, в коей куда больше места нашлось его родителю, чем ему самому, так и закончил – вдохнул и выдохнул. Мы с бардом переглянулись и помолчали, будто в один дух выпили с ним вдвоем по малой чаше вина, а потом спохватились, что забыли возгласить, за кого пьем.

Ничего не узнал о ярле для себя нового, однако одна неведомая жемчужина в обширной и жилистой раковине его судьбы все же нашлась.

Отец ярла Рёрика Сивоглазого, ютландский ярл Амлет Двурогий Щит (он носил щит с рогами буйвола наверху, украшением полезным – перехватывать пики, мечи и топоры, а при случае и наносить смертельный удар), был в жизни великим воином, но больше – искателем далеких грёз, а не богатств. Ходил в поисках земель сидов на своем драконьем корабле дальше заката Солнца, видел его оборотную сторону и нашел там земли, хотя обширные, но на чудеса пустые и населенные некими пернатыми и бронзовокожими людьми, кои живут в утлых палатках и поклоняются оленям. Ходил ярл Амлет за земли гиперборейские на север, но увидел там земли совсем ледяные, бескрайние и еще более порожние на грёзы об Асгарде. На обратном пути ярл сделал большой привал в лесной скифской Гардарике[1].

Там он, своего отдыха и спокойствия ради, умиротворил повздоривших между собою коренных лесных скифов и норманнов, по торговым делам селившихся вблизи скифских городов. Причем - с куда большим ущербом для норманнов, коих даны не любят. За такую помощь гостеприимные и хлебосольные лесные скифы стали так ублажать ярла Амлета, что люди его не на шутку разъелись и сам он едва корни не пустил в те леса.

Однако беда не за горами ходит. Женщины у лесных скифов, как говорят, очень красивы (в чем я убедился много позже!). И вот, на свою беду, ярл Амлет, сам далеко не уродец, тайно сошелся с супругой одного из самых родовитых скифов. Чем такие поэмы кончаются, известно. Родился младенец – точь-в-точь малёк самого ярла Амлета, не признать было нельзя. А тут вдруг мор напал на людей ярла Амлета. Скифы рассудили: всё к одному. И изгнали ярла вместе с младенцем.

На обратном пути буря разбила корабль. Сам ярл и двое его последних воинов спаслись, дошли в своей броне по дну до берега. А своего сына-младенца, названного Рёриком, ярл утратил и стал думать, что поглотила того пучина и унесла: малой еще не умел ходить ни по дну морскому, ни по сухой земле.