Читаем Железные люди полностью

Вот так и шло соревнование: КТО — КОГО! Бывали случаи, когда лодка, выйдя из Петропавловска-на-Камчатке в открытый океан, тотчас же обнаруживала за собою слежку. Воды — международные, и никто не запретит американским кораблям и самолётам находиться рядом. Всегда и неотступно. Нахально и беспощадно. Лодка и ныряет, и уплывает, и кружит, и выключает двигатели, но лишь только высунет наружу кончик перископа, как уже американцы тут как тут! Это означает, что всё это время они её и не теряли из виду. Это означает, что существование этой подводной лодки — совершенно бессмысленно, ибо она лишается своего главного достоинства — невидимости. И это означает торжество американской военной мощи и поражение мощи советской. И тогда лодка возвращается назад в базу как не выполнившая задание. С позором!

А ведь идёт не только борьба за сферы влияния, но и борьба самолюбий. И не только межгосударственных, но и межчеловеческих. Чисто спортивный азарт, жажда самоутверждения и — никакой классовой или национальной ненависти, никакой политики. Для многих это именно так и есть.

У военных лётчиков есть такое понятие: «высший пилотаж». Это когда самолёт делает всякие там мёртвые петли и уже падает на землю и почти разбивается, но в последнюю секунду выясняется, что это он всего лишь пошутил — демонстрировал зрителям своё искусство. Самолёт взмывает ввысь, и у зрителей вырывается вздох облегчения, а некоторых — так даже слеза прошибает. Взрыв аплодисментов, восторженные крики. Дамы, цветы.

И такой же точно высший пилотаж и даже пострашнее есть и у атомных подводников. Но — никаких зрителей. Никаких аплодисментов. А если и слёзы, то не от восторга. Слёзы будут у оставшихся дома жён, детей и матерей. Может, и у самих подводников, медленно умирающих от удушья и думающих: боже, как меня в это место занесло, и как там теперь будет без меня моя семья?..

* * *

За Рымницким числились не только важные научные труды.

В истории советского атомного подводного флота он был одним из самых первых, кто вышел на тесный контакт с американцами.

Выходить-то на контакт он выходил и общался так, что видел перед собою и выражение лиц, и широту и белозубость американской улыбки, и цвет глаз и волос. Но только каждый раз неизменно исчезал из поля зрения преждевременно торжествующих американцев и срамил и всю их технику, и всю их наблюдательность.

Пройти в Индийский океан из океана Тихого можно многими путями, но для подлодки путь между роем островов Индонезии — крайне опасен, а в обход Австралии или Новой Зеландии, где вода поглубже, а назойливых клочков суши поменьше — крайне долог (хотя, конечно, в случае Большой Войны, это и будет самый надёжный путь); вот и решено было в высочайших инстанциях: в мирное время идти через Малаккский пролив. А это узкий и очень длинный коридор между островом Суматрой и полуостровом Малаккой. Для подводной лодки там слишком мелко, и идти имеет смысл только в надводном положении. В открытую. На виду у всех.

А там — и ни нырнёшь, и ни свернёшь.

Если на это время начнутся настоящие боевые действия, то это — верная смерть.

А Малаккский пролив — чуть ли не самый длинный пролив на свете.

А атомная подводная лодка страшна, быстроходна, красива и ловка только в подводном положении; в надводном — она неуклюжа и медлительна.

* * *

При первом же прохождении через пролив, ещё только в самом его начале, на подходе к Сингапуру, случилось нечто невообразимое: на подводную лодку напали пираты. Сначала они кружили вокруг таинственного корабля на своих быстроходных глиссерах, и Рымницкий со своего мостика безо всякого бинокля видел их лица — смугло-жёлтые, плоские, широкоскулые и узкоглазые. Ни на какие знаки, приказы и окрики бандиты не реагировали. И даже больше: они попытались взобраться на корпус лодки, а когда им не позволили — отошли в сторону и стали стрелять из автоматов! Рымницкий сообщил об этом сопровождающему эсминцу; тот приблизился и, угрожающе вращая всеми своими орудиями, обратил дорвавшихся до техники бандитов в бегство. Глиссера ушли в сторону Сингапура и на подходе к нему слились-смешались с тысячами других лодок, катеров и судёнышек. Позже правительству Сингапура было заявлено об инциденте, но так никто и не узнал, что это были за люди и чего они хотели.

Вскоре после пиратов там же, в Сингапурском проливе, произошло новое событие: тропический циклон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза