Группы тех, кто не желал либо не мог драться, успешно спрятались в лесу. Крупных хищников вблизи своего дома местные охотники периодически вычищали, а от мелких горожане бы отбились просто за счет того, что каждый из них нес с собой какое-то оружие. Даже дети лишь только-только приблизившиеся к подростковому возрасту имели кобуру с самопалом или на худой конец большим ножом.
Нимбрийцы, живые и мертвые, оказались оперативно избавлены от своего оружия и брони. Трофеи разделили между защитниками, радующимся обновкам словно дети. Пиратов, оставшихся в одном нижнем белье, обвешали взрывчаткой и примотали веревками к тем оборонным пунктам, которые замаскировать нечего было и пытаться. Если их подельники все же заявятся, то пусть сами убивают своих приятелей. Никаких моральных терзаний от использования уродов в качестве живого щита горожане не испытывали, а вот у меня чего-то шевельнулось в душе. Не в смысле сострадания – по моему скромному мнению, на расстрел они себе уж точно заработали. Просто я по старой памяти оглядывался на какие-то уже несуществующие нормы международного и межпланетного законодательства, по которым разные идиоты-правозащитники частенько пытались выдвинуть обвинение в военных преступлениях. Вот честное слово, иногда мне становилось жалко, что я слишком хорошо делаю свою работу. Глядишь, познакомились бы разного рода адвокаты поближе со столь нежно любимыми ими мерзавцами, когда те не на скамье подсудимых сидят, а развлекаются на полную катушку, и мигом количество смертных приговоров выросло бы на порядок.
-Кажется, все-таки обойдется. – Решил я, когда через четыре часа к нам так никто и не прилетел. Если за столько времени нимбрийцы не успели перегруппировать свои силы, то их главарей за их некомпетентность стоит удостоить какой-нибудь наградой. Ну, вроде именной пули в лоб… – Что будете делать с пленными? Предупреждаю сразу, у меня столько камер нет, чтобы их туда всех запихать.
-Вот еще, будем мы такую ораву этой погани кормить. Придадим им десяток машин охранения и погоним на Ралькатрас. В тамошних шахтах таким ублюдкам самое место. – Литер сплюнул на землю. Из троицы изначальных переговорщиков со мной остался только он. Кара усвистала куда-то с беженцами и оказалась она все-таки не журналисткой, а вице-мэром. Её патрон же командование гражданскими принять не мог по уважительной причине – пал на рабочем месте как настоящий мужчина, с пистолетом в руках. Ну а Мгима, бывший местным олигархом и владельцем большей части кормящих город оранжерей, унесся инспектировать свое хозяйство. По куполам теплиц никто специально вроде бы не стрелял, однако и щадить их особо не спешили ни свои, ни чужие. – Тут недалеко, всего двести двадцать пять километров и дорога есть. Дойдут, кого зверье по дороге не сожрет и черной гнилью в джунглях не потравится.
-Выкупать их свои не будут? – Надо бы уточнить, что такое – черная гниль. Уже второй раз про неё слышу и судя по тому, с какими лицами упоминают данную штуку, пакость она та еще.
-Сколько лет живу, а ни разу про такое не слышал. Хотя и пару раз прилетали к нам торговцы с той же Нимбрии. – Покачал головой Литер. – Ну, как торговцы….Те же каперы, но трусоватые. Где могли – отнимали, а где лезть опасались, предпочитали меняться. Некоторым вполне по нраву отдать двадцать рабынь за одну лучевую винтовку.
-А тебе? – Так, надо еще уточнить, как здесь дела обстоят с невольниками. Возможно, придется тот же Мерфис захватывать с помощью силы оружия, если тут человек с ошейником на шее считается лишь двуногим скотом. И пусть таких украшений я пока еще ни на ком не видел, это еще ни о чем не говорит. Идея о капсуле с ядом или гранате в организме, удерживающей от излишнего свободомыслия, родилась в умах людей задолго до того, как медицина сделала подобный ужас вполне возможным.
-В молодости подобным возмущался. Даже к оружейникам из Ралькатраса ходить закупаться не любил, поскольку они в свои норы всех подряд загнать готовы. А сейчас, знаешь, уже как-то все равно. – Подумав немного, решил седой вояка. – Мало чего меня уже на этом свете волнует. Вот даже ты – выкопался и выкопался. Вроде нам не враждебен, значит можно просто расслабиться и лишь за своими дураками присматривать, чтобы первыми палить не начали. Но ни страха какого-нибудь, ни изумления, ни даже интереса почти нет. Старый я уже, помирать пора.
– Да ладно, Литер, ты еще держишься бодрячком. – Невольно у меня зародилась симпатия к этому седому мужчине. В конце-то концов, у нас с ним столько общего! Оба военные, и оба в возрасте. Ну как ты не проявить солидарность?! Ведь я тоже стар, пусть искусственное тело и не страдает от артрита или маразма. О, да, я стар. Я суперстар! – За те четыре часа, которые мы знакомы, ты еще никуда даже не присел. Какой-нибудь новобранец столько бы может и выдержал, но уже начал бы ныть на всю округу.