Железные люди

Она задремала, и сквозь клубы табачного дыма в красном углу под иконами подмигивал Дашке огонек-маячок лампадки, а на полатях пересчитывал луковицы старый домовой. Иногда он сбивался со счета и тогда хрипло, как дедушка Толя, кашлял и на чем свет ругал и Минотавра, и зазнайку Мазегу за компанию.

Трактористка

– Ма-а-ать, – нараспев позвал Валерка. – Куриц-то наших лиса скоммуниздила.

Говори он с кем другим, а не со своей матерью, так вместо «скоммуниздила» обязательно вставил бы более привычное и ёмкое для деревенского мужика слово. Но его родительницей была сама Евгения Ивановна, бывший бригадир механизаторов третьего звена колхоза «Северный путь». При ней не матерились, а если и проскочит солёное словцо, так многократно извинялись. При ней не курили. Ее называли только по имени-отчеству. Все. От председателя колхоза Викентия Палыча до матюгальщика и пьяницы Тохи-Картохи.

Была она женщиной великанского роста, с огромными ручищами и некрасивым лицом, идеально круглым, в россыпи родинок и при этом всегда красным, как разрезанный поперёк арбуз. Валерка не унаследовал материнской внешности, как раз более подходящей для мужика, чем для женщины. Был он худеньким и невысоким, сорок лет, а все как подросточек. В отца, наверное. Но как выглядел Валеркин отец, где жил и чем занимался, никто в деревне не знал, причем и сам Валерка тоже. Даже отчество в свидетельстве о рождении у него было записано по матери – Евгеньевич. На заданный в свое время вопрос Евгения Ивановна ответила сыну, как отрезала: «Человек. И боле мать не пытай».

А вот внуки Евгении Ивановны – Колька да Сашка, Валеркины сыны, – те в бабку уродились богатырским ростом, но только красавцы получились, как в сказке. Кровь с молоком. Погодки. Сначала в школе в баскетбол играли, а теперь оба в техникуме в райцентре учатся и за районную сборную выступают. Таких парней растить – ой, непросто! Вот семья перед летними каникулами, в самом конце весны, и прикупила десяток курочек-молодушек и петушка, чтобы свои яички были, домашние, студентов кормить. Но случилась беда: кто-то залез в курятник и нарушил его подчистую. Только пух, кровь да перья оставил.

Валеркина жена Катерина даже украдкой слезу с глаз смахнула, так жаль ей было кур. И вовсе не из-за денег, потраченных на несушек, расстраивалась Катерина. Просто умела она чуять чужую боль. «Страшно им было. Хоть и птицы, но живые ведь, никому умирать неохота», – объяснила она.

Евгения Ивановна в ответ на невесткины нежности только насмешливо фыркнула: «Птичку жалко!» И приказала сыну найти вора. Валерка провёл следствие и теперь в чуланчике за кухней терпеливо и тщательно заряжал патроны. Готовился к суду над обидчицей.

– Почём знаешь, что лиса? – потребовала отчета Евгения Ивановна.

Она сидела в кухне у шестка русской печки и чистила картошку.

– Так я и нору нашёл. Лисята у ей. Пять штук. Они ведь, мать, лисы-то, считать умеют. Я по телику видал в передаче.

– Да ну этот телик, – махнула ножом Евгения Ивановна и вытерла под носом, оставив над губой серый развод от картофельного крахмала. – Там и наврут – недорого возьмут. Не умеет зверье считать. Что ты, как дитё неразумное, всему веришь?

– Правду тебе, мать, говорю. Природой так задумано. Как у лисы детёныши, так она каждому старается еды принести. Есть пять лисят, так, значит, каждому по мышонку, всего пять мышат. Тащит сразу пятерых, из пасти только хвостики висят, как спагеттины. Так показывали.

– Вот было у нас десять курочек, так каждому лисёнку выходит по две, – усмехнулась Евгения Ивановна.

– Ну да, – подтвердил Валерка. – А сама поди-ка петуха съела.

Евгения Ивановна кончила чистить картошку. Вечером невестка вернется с работы, в школе Катька продлёнку у первоклашек вела, и сварганит пюре. А пока родоначальница решила сама покормить поросят, а то Катька вечно не дочиста выгребала у свиней из колоды. Придет, сюсюкает: «Ой, вы мои хрюшечки, пятачки-хвостики!» Бока им чешет. А кислую кашу так из углов колоды и не выскребет. «Малохольная все же Валерке баба досталась. Что с нее взять, с учительницы… Хочешь, чтоб было хорошо, – сделай сама», – про себя подумала Евгения Ивановна.

Теперь матери семейства было тяжело даже до хлева через мост перейти. Ноги всю жизнь литые, как чугунные колонны, под старость еще и распухли от варикоза. Давал себя знать и лишний вес. Хорошо хоть Валерка загодя снёс свиное пойло к стайке. Тщательно выгребая скисшую поросячью кашу специальной ложкой-лопаткой, как ковшом экскаватора, Евгения Ивановна улыбнулась, не разгибаясь, словно спрятала улыбку в колоду: «Жалеет Катьку свою. Хорошего все же парня вырастила».

Вылив поросятам пойло, родоначальница еще раз осмотрела место преступления – курятник. Под насестом белели перышки. Евгения Ивановна вспомнила невесткины слёзы. И снова усмехнулась. Вот ведь жальчивая! А ее саму, Евгению Ивановну, никто не жалел, так уж повелось с детства.