Железные люди

На пушистом стебле с листьями наподобие еловых лапок раскрывались пятиконечные соцветия, а вокруг словно вспыхивал ореол сияния, холодного, небесно-голубого. «Звездочки» рождали в сердцах наследников дяди Гриши тревогу, звали в путь. После созерцания небесно-голубых «огоньков» снились потомкам горцев скалы и ледяные реки, запах яблоневого сада у хаты «южной» бабушки Любы, пыльные улочки страдающего от жары городка, шум рынка, перестук поездов, соленые брызги с Черного моря. Голубые цветы, похожие на ледяные кристаллы, они словно служили намеком на то, что все люди в этом мире не более чем переселенцы, только не с юга на север, а из жизни в смерть.

Про все остальные растения «кавказской национальности», кроме «звездочек», тетка Таня говорила так: «Гастарбайтеры: то оттают, то замерзнут». Глядя на голубые нездешние цветы, она втайне тревожилась и за мужа, и за сыновей – страстных охотников, подверженных все той же отцовской непреодолимой тяге к перемене мест. Сама Татьяна ни разу не покидала родную Паутинку надолго. И на родину мужа, на юг, ездить не любила. «Мне там не климат», – объясняла она. И верно, в Хадыженске она начинала беспричинно болеть, словно теряя силы в разлуке с родной землей.

А вот дядя Гриша где только не побывал за свою жизнь! Во время службы на подлодке аж до берегов Кубы забросила его судьба во время Карибского кризиса. Довелось ему в молодости погулять и во многих портах Европы. Но недостижимой мечтой дяди Гриши и теперь оставалась Австралия. «Глянуть бы тамошних животных: вомбаты! Это ж представьте себе – вомбаты! Как же они выглядят-то? Хоть бы поймать одного. А кенгуру? Вживую бы увидеть, и лучше, чтоб с кенгуренком в сумке. Да хоть бы посмотреть, какие они из себя, австралийские пустыни. А болота? А крокодилы? Жаль, не по крестьянским доходам туда билеты», – делился дядя Гриша мечтой с младшими внуками, в любое время готовыми слушать дедовы рассказы о заморских диковинах.

Как бы ни уставали супруги-цветоводы за день от домашних хлопот, вечером они все равно ковыляли к своим зеленеющим питомцам. Они поливали и пололи, рыхлили и прореживали. На помощь к родителям спешили дети – даже самый младший внук Тимка носил воду для поливки в крошечной игрушечной леечке. Земля отвечала взаимностью: дом захлебывался в цветочных волнах. Особенно много внимания требовали «переселенцы с юга» – нежные, южные.

Однажды утром, возвращаясь с прополки картофельного поля, едва передвигая ноги от утомления после борьбы с сорняками, дядя Гриша не утерпел. Решил взглянуть, как переносят солнечную атаку цветы-«матросы» на его любимой клумбе-«штурвале». Поторопился, запнулся и упал в борозде между капустной да морковной грядками. Растянулся в полный рост, охнул, сразу подняться не смог, сил не хватало, и не было никого рядом, чтобы позвать на помощь. Сначала дядя Гриша разозлился на свою поспешность, а заодно и на домашних: не следят за стариком отцом! А потом как глянул снизу вверх из борозды на свою клумбу, так и дух замер: настолько красивыми показались ему «южные переселенцы».

«Звездочки» по центру «штурвала» слегка волновались под легким ветерком. Они сияли холодным «звездным» огнем, и при взгляде снизу создавалось впечатление, будто действительно смотришь в небо. И дядя Гриша повернулся на живот, подпер голову руками и, так лежа в борозде и любуясь «звездочками», передумал подниматься с земли, тем более что силы все еще не вернулись к нему.

«Чем судьба человека лучше, чем судьба цветка? – подумалось ему. – Незаметно летит время. Детство – бутоны, старость – опавшие лепестки… Давно ли были молодые, а вот уже из борозды не могу подняться».

«Мне не пережить эту зиму», – вдруг понял он, но без всякого надрыва, а как-то спокойно и просто. Он размышлял, что ближе к осени поедет в райцентр выписывать лекарства в поликлинике и заодно обязательно зайдет в магазин «Семена». Дядя Гриша решил, что купит там луковицы черных тюльпанов и посадит их на круглую клумбу «под снег». «Накажу своим – весной на могилу мне их принесут. Велю, чтобы все было красиво. Чтоб простой крест и земля, как на грядке, и цветов побольше! И никаких камней-монументов».

И, лежа на животе в глубокой и сухой борозде, он совсем уж было смирился с мыслями о близкой кончине, как вдруг заметил, что прямо в центр его голубого цветочного «костра» закрались вездесущие Танькины ромашки!

Неуместно веселые, они словно махали ему, качаясь под ветерком из стороны в сторону. Ромашки нарушили стройные ряды его вышколенных «цветов-матросов» и жизнерадостно белели навстречу солнечным лучам. Они казались россыпью девчоночьих косынок в зрительской толпе на военных парадах времен его юности.

– Вот же ж Танька! И тут взбей-харавей свой устроила!

И дядя Гриша, по-прежнему не поднимаясь из борозды, громко закричал:

– Танька, Танька! Дети! Эй, кто-нибудь, идите сюда!