– Почему? – искренне удивился капитан Стандер.
– Я до сих пор не понимаю, по какому праву нас удерживают на борту восточноиндийского военного корабля. Я требую немедленной встречи с альбионским консулом и тщательного расследования инцидента в альбионских территориальных водах, – отбарабанил Джеймс.
– Боюсь, в ближайшее время такое расследование будет невозможным, – викинг выглядел не на шутку растроенным. – Около двух часов назад Высокий Сенат Содиненных Штатов Альбиона объявил войну Белголландской Империи и всем ее доминионам. Теперь вы можете официально считать себя нашим военопленным…
– Война? Неужели? Почему я должен вам верить? – спросил Хеллборн.
Стандер порылся в бумагах, разложенных на маленьком откидном столике, за которым они и сидели. Каюта была тесной до невозможности. Непохоже, что она служила спальным помещением – здесь разве что цирковой карлик мог вытянуться во весь рост, и только по диагонали. Специальный кабинет для допросов? Ну если только для допросов и душевных бесед. Пыточные инструменты сюда уже не влезут – и это внушает надежду. Конечно, клаустрофобики могут счесть пыткой сам факт нахождения в такой тесной каютке. Но среди военных моряков клаустрофобики в явном меньшинстве.
– Вы умеете читать на австралансе? – викинг протянул ему лист бумаги. – Это копия телеграммы из нашего консульства в Фрэнсисберге.
– Не умею, – нагло соврал Джеймс, но успел бросить на телеграмму внимательный взгляд. – А если это подделка?
– Вам придется поверить мне на слово, – развел руками капитан Стандер. – Потому что я не вижу другого способа вас убедить.
– Хорошо, допустим, это правда, – пожал плечами Хеллборн. – Тогда нам тем более не о чем разговаривать.
– Но почему? – снова удивился Стандер.
– Женевская конвенция 1931 года, параграф 12. "
– Но конвенция не запрещает нам просто подружески беседовать, – вежливо улыбнулся белголландец.
– ???!!! Вы утопили наш корабль, взяли нас в плен, ваш командир приказал нас избить… – альбионец сделал вид, что заводится.
– Превратности войны, – развел руками Стандер. – Но я хотел поговорить не об этом. Тот факт, что мы познакомились при столь прискорбных обстоятельствах, не должен повлиять на наши дальнейшие отношения и…
– Какие к дьяволу отношения? – перебил его Хеллборн.
– Я говорю о перспективном и плодотворном сотрудничестве, – пояснил вражеский контрразведчик.
– Вы хотите меня завербовать? – изобразил удивление Джеймс. – Вот так, сразу?
– Почему вы так решили? – в свою очередь удивился капитан Стандер. – Разве я произносил слово "вербовка"? Вы уверены, что принимаете меня за того, кем я на самом деле являюсь?
"
Капитан Стандер просто кричал о своей принадлежности ко второй группе, поэтому не следовало ждать момента, когда он ее покинет и перейдет в группу номер три.
– Я думаю, что вам просто скучно, герр капитан, – отвечал Джеймс. – Война только началась, я самый высокопоставленный из ваших пленников, вы не рассчитываете получить от меня большой пользы, поэтому просто развлекаетесь. После нашего разговора, как бы он ни завершился, вы набросаете длинный и пространный отчет, дабы изобразить бурную деятельность перед своим начальством – и это все о вас.
– Я вижу, вы имеете богатый опыт общения с нашим братомконтрразведчиком, – в голосе белголландца засквозило уважение, но Хеллборн пропустил его реплику мимо ушей.
– Потом, когда война развернется, – продолжал альбионец, – у вас появится множество новых пленных самого разного ранга, которых придется допрашивать. Работа превратится в тяжелый и бесконечный конвейер. Тогда вы просто физически не сможете так часто блистать своим острым умом…
– Вы уверены, что в наши руки попадет множество альбионских пленных? Откуда такие пораженческие настроения, мистер Хеллборн? – удивился капитан Стандер. – Неужели ими пронизано все альбионское общество? Или только военноморской флот?