Пайс на цыпочках стал подниматься по лестнице, потом подал им знак, и они двинулись следом. Они благополучно миновали два пролета, перешли на западную сторону, и Пайс стал возиться со следующей дверью, а они с вдвоем Попом следили — каждый за своим коридором, когда внезапно бесшумно отворилась дверь напротив, в десяти метрах перед ним, вырос пангин со вскинутой винтовкой образца минувшей войны. И Он, не успев ему помешать, только закрыл собой ничего не ведающих Попа и Пайса, когда пангин выстрелил, и Он видел, как со снопом огня вылетела она — пуля, и полетела — тупо и равнодушно сверля воздух, и понял, что сейчас она ударит его в живот или в грудь. Но пангин на азиатский манер стрелял от бедра, и первый выстрел, и все последующие попали в белый свет, и ни одна пуля даже не зацепила ни кабеля, ни труб системы высокого давления. Пангин просто нажимал на курок, пока не кончились патроны, а потом так же неожиданно исчез. А Он стоял, боясь пошевелиться и чувствуя, как по лицу и шее сбегает холодный пот.
— Жив! Жив! — сказал кто-то, обращаясь к нему, и Он понял, что это Поп трясет за плечо и заглядывает в лицо.
Конечно, жив, решил Он, осторожно, как после операции, переводя дыхание.
— Готово! — крикнул Пайс, и прежде чем из-за двери снова вынырнул пангин со своим ружьем, прежде чем снова начал стрелять, они захлопнули за собой дверь и упали на пол, обессилив от смеха.
— Еще раз так попадемся, — сквозь смех и слезы простонал Поп, — и нам действительно конец. Дважды не везет.
Один Он не смеялся, а только ткнул пальцем в дырку и показал, где пуля пробила его комбинезон.
***
Слава Пайсу! Слава его дальновидности! Шанс! Призрачный, как бледный отблеск надежды. Вдалеке раздаются радостные возгласы азиатов. Им вторят нечеловеческие крики — пангины наконец обнаружили Сержанта и Бар-Кохбу.
Они снова бегут — по кругу, чтобы найти дорогу в карстовые пещеры или наткнуться за любым поворотом на засаду. Луч фонаря выписывает в руках Пайса круги и восьмерки.
Еще один провал — без дна, без ориентиров. Падают в него, чтобы в следующее мгновение содрать кожу с локтей и коленей о бетонный пол. Двери — распахнутые настежь. Пустые коридоры. Усилия оправданы — вырвались из круга замкнутых трубопроводов. Теперь и они, как кошки, замечают в блеклом отблеске: металлические лестницы и ряд декорированных пластиком дверей. Поп нажимает на ближнюю из них, и они ступают на мягкий ковер опустевшей гостиницы. Вваливаются в крайний номер и, захлопнув дверь, прислушиваются к звукам погони. Тихо. Где-то назойливо, как писк комара, звучит азиатская музыка. Номер пахнет старыми родным запахами человеческого жилья, в котором только что отобедали. Пахнет так, что у всех троих текут слюнки.
— Пошли отсюда, пошли… а то я умру от голода, — бормочет Пайс.
Запоздалый топот. Приглушенные крики. Короткие, неразборчивые команды то ли пангинов, то ли петралонов.
Кто-то из них шарит по стене и включает свет. Они оторопело рассматривают обстановку роскошного номера: двуспальная кровать, мягкие кресла и стол с неубранной посудой. Сдирают с себя костюмы — слой липкой грязи, превративший их в подобие скафандров.
Поп открывает дверь и прислушивается. Звуки погони доносятся из бесконечно длинных труб, к ним вдруг добавляются глухие выстрелы — в дело вступили петралоны.
Это их словно подхлестывает, придает силы. Под ложечкой неприятно сосет. Пайс прихватывает недопитую бутылку. По очереди прикладываясь к ней, они покидают пустую гостиницу, не замечая, что оставляют за собой следы присутствия, — комки грязи и комбинезоны.
Серпантин, еще один. И вдруг — пангины. Жалкий отряд попрыгунчиков. Они проходят сквозь него, как нож сквозь масло. Слишком велико устремление вперед. Слишком быстрый эффект от алкоголя на пустой желудок. Тюремщики разлетаются, как кегли. Даже штыри в их руках становятся не грознее зубочисток. Падают без криков, покорные судьбе, как все азиаты. Закрывают глаза, притворяясь мертвыми.
У них самих даже нет сил и времени, чтобы расправиться с ними. Не пьяные, а злые. Бегут, чтобы даже не спастись, а просто для того, чтобы убежать.
Поворот. Еще поворот. Яркий свет в глаза. Вслед за Пайсом Он прижимается, втискивается в бетонную стену. Краем глаза замечает лишь длинный розовый, не зарастающий щетиной шрам и профиль с седым чубом — Поп приканчивает бутылку. Чьи-то цокающие шаги — петралоны, ударный отряд Мангун-Кале — удаляются по соседнему коридору. Направляются, чтобы поймать Хуго-немца из Ганновера и Бар-Кохбу, бывшего воришку-таможенника.
Выжидают несколько мгновений и неслышно, почти на цыпочках, скользят следом. Пайс, как дубинку, сжимает в руке фонарь. Поп помахивает бутылкой.
Выстрел разрывает тишину подземелья, как звук грома. Их заметили. Стреляют из темноты, с другой стороны колодца. Стреляют не для того, чтобы убить, я чтобы привлечь внимание. Пули летят поверх голов, рикошетя в трубы и потолок. Они мечутся, как мальки на мелководье. Шарахаются назад.
— Сюда!