– Дальние пещеры глубже, – торопливо сказал Он, когда открывал рассохшуюся дверь, и они проскользнули в молельню, похожую на ларек.
С минуты на минуту должно было загудеть.
– Зачем мы здесь? – спросила она. – Мне страшно.
– Сейчас закричат, – пояснил Он.
– Да, – вспомнила она, – ты не привык.
Вначале они быстро шли, потом бежали. Он наизусть помнил все повороты и ступени.
Он держал ее за руку.
Он знал, что она не существует, – почти не существует. Но теперь не придавал этому значения. Он вообще ничему не придавал значения. Он снова был тростником над галечной отмелью, и прозрачный холодный ручей убегал к соленому заливу. Может быть, это была уступка или сдача позиции на один редут. Но в любом случае Он чувствовал, что на большее не способен, что дальше его что-то не пускает, что Он слишком реалистичен, чтобы броситься, очертя голову, в неизвестность.
– Я знаю, в чем твой секрет, – сказала она, не замедляя шага.
– Разве это что-то значит? – спросил Он как можно равнодушнее и подумал, что она хорошо ориентируется в темноте, даже чересчур хорошо для женщины.
– У тебя хороший щит – ты все время думаешь о прошлом.
Она сама делала его опасным.
– Да, – сознался Он, – в этом мое спасение.
– … и проигрыш… – добавила она.
Он не стал спорить. Зачем спорить, когда и так все ясно. К тому же под землей Он чувствовал себя не так уверенно, как на поверхности.
Наверху загудело, и с потолка и стен посыпалась пыль.
– Тебе не больно? – спросила она.
– Нет, – ответил Он, зажигая свечи, – здесь не больно. Здесь не бывает больно.
Потом они откидывали тяжелые засовы, открывали одну за другой дубовые двери и входили.
Сирены наверху уже перешли на свистящий шепот. Они искали и никого не могли найти.
Сегодня они зря стараются, у них нет ни единого шанса, подумал Он.
– Знаешь, я ведь немного другая, – сказала она и шевельнулась у него на плече.
Ее волосы пахли, как у всех земных женщин.
– Я знаю, сейчас это неважно, – ответил Он и поморщился, потому что никогда не любил объяснений.
Они лежали в темноте, и тишина была, как в склепе.
– Я все время, как это? Ввожу тебя за нос.
– Ничего страшного, – великодушно согласился Он и невольно улыбнулся.
На столе догорал огарок, и сквозь прищуренные ресницы Он рассматривал желтоватый нимб вокруг пламени.
– Мне стыдно, – добавила она, – но я не нарочно.
Он чувствовал под шинелью ее ноги с горячей кожей.
– Разве тебе не все равно? – спросила она.
Почти, подумал Он и ответил:
– Не будем усложнять жизнь.
– Не будем, – согласилась она. – Это твоя любимая поговорка. Я знаю, – и шевельнулась, и коленки, острые и хрупкие, уперлись ему в бедро.
Теперь она действительно напомнила его давнишнюю знакомую, возможно, даже хорошую знакомую.
– Я думаю, ты мне не веришь, – сказала она после минутного молчания.
Он попытался пожать плечами, и у него ничего не вышло.
– Какая разница – верю, или не верю, – подумал Он вслух. – Главное, что я остаюсь.
– Я не обладаю избирательной волей, – вдруг призналась она, – и завидую тебе. Все зависит от степени свободы. Даже здесь я более свободна, чем… чем…
Она замолчала настороженно.
– … у меня тоже нет выбора, – Он поспешил избавить ее от лишних слов.
– И все-таки ты свободнее, – сказала она снова. – Я всегда хотела быть мужчиной.
– Да, я помню, – сказал Он и действительно вспомнил те песчаные острова, куда они с ней убегали из города. Вспомнил, но как-то почти равнодушно.
– Я даже специально одевалась, как мужчина.
– Не надо, – попросил Он, – ты по-прежнему выглядишь изумительно.
– Правда? – обрадовалась она.
– Правда, – подтвердил Он.
– Спасибо, – сказала она. – Не знал…ла, – она засмеялась.
– Пожалуйста, – ответил Он и подумал, что теперь окончательно запутался.
– Карлос был прав, – сказала она.
– Карлос? – переспросил Он.
– Мой муж. Он погиб. Давно.
– А… – разочарованно протянул Он и подумал, что не имеет к этому никакого отношения.
– Он считал, что если даже мы друг друга поймем, – это не будет чем-то новым для тебя и для других. Для людей точно не будет. Как жаль… – сказала она. – Так хотелось бы удивить.
– Об этом говорил еще Падамелон, – вспомнил Он.
– Кто такой Падамелон?
Она уже ничего не помнила, и Он подумал, что она, быть может, хитрее, чем кажется.
– Мне иногда трудно понять тебя, – сказала она немного обиженно.
– Я такой же, как и все.
– Нет, – сказала она, – тебе, должно быть, сильно повезло.
– Только тем, что еще жив, – пошутил Он.
– Я знаю, что тебе здесь лучше, – сказала она, – это что, твой дом?
– Мое убежище, – сказал Он.
– Ты из династии борцов?
– Я не борец, – возразил Он. – Я всего лишь защитник.
– Мне приятно знать, что ты не из тех расслабленных и не из одномоментных, которые никогда не держат слова и не имеют имени, что ты понимаешь меня точно так же, как и я тебя, что ты независим и упорен. Ты меня еще помнишь?
– Да, – Он почти не кривил душой, – последние годы я часто думал о тебе.
– Расскажи, какая я?
– Ты… стройная…
– А еще?
– У тебя приятные глаза с карими искринками.
– Еще?
– Ты умная, – сказал Он.
– Никогда не знала себя такой. Это не комплимент для женщины, – возразила она.
– Тогда как же? – спросил Он.