Железные желуди

Все началось с того, что мне и моим коллегам-писателям нарезали в чистом поле по четыре сотки земли и предложи­ли заделаться садоводами-любителями. Посоветовавшись с женой и сыновьями, я решился. Не то чтобы у меня был из­быток времени. Просто вспомнилось, что я - крестьянский сын, ожил во мне своего рода патриотизм, который - не чу­до ли? - ласточкиным гнездом неистребимо лепился где-то в уголке души. А мне-то уже лет двадцать, если не больше, казалось, что я стопроцентный горожанин. "И Париж когда-то был деревней", - отбросил я последние сомнения, купил новенькую острую лопату, оделся попроще и поехал электричкой на свой участок. Домой притащился поздно вечером. Болела спина, горели ладони. Жена участливо по­сматривала на меня. "У нас есть в родне или среди знако­мых полярные летчики?" - с преувеличенной бодростью спросил у нее. "Зачем они тебе?" - не поняла, растерялась жена. "Да через год надо заказывать грузовой самолет. За­валим Норильск белорусскими огурцами и клубникой".

Шутки шутками, но хлопоты на небольшеньком участке захватили меня и всех моих домашних. Мы, как, впрочем, и наши соседи, мало-помалу начали ощущать себя антеями, которым дает силу уже одно только прикосновение к род­ной земле. А я же отдал участку целое лето, потому что решил собственноручно залить фундамент под свое летнее жилье.

Нужно заметить, что сыновья у меня не без фантазии. "Хорошо бы вот сейчас выкопать хоть небольшой горшо­чек с золотому, - мечтательно сказал как-то младший, вы­тирая со лба жарко-соленый пот. "Золото? На этом поле?" - иронично посмртрели на него средний и старший. Юные скептики были правы: история здешних мест не сулила столь радужных находок. Когда-то ледник, как неумоли­мый, исполинской силы бульдозер, приполз сюда из Скан­динавии и, выдохшись, оставил после себя сплошной раз­лив моренных холмов. А где морена - там пески, иногда суглинки, густо нашпигованные валунами. Не одну лопату порвал я с моими помощниками о камни. "Ну, не горшочек с золотом, так почему бы нам не найти древнюю берестя­ную грамоту, - не сдавался младший. - До Заславля отсюда два километра, а Заславлю - тысяча лет". При этих словах его оппоненты приумолкли и усерднее налегли на лопаты. А я с неожиданным смущением поймал себя на том, что еще неделя-другая - и садовод нокаутирует во мне писате­ля, который, по заверениям всезнающих критиков, "разра­батывает историческую тематику". А я ведь и впрямь ко­выряю лопатой священную землю! Без малого тысячу лет назад тут могла ходить Рогнеда! А почему бы и Изяславу не ехать вслед за матерью на спокойном, неспешно идущем конике? Тот, кому предстояло стать полоцким князем, был еще мальчонкой, и коня для него седлали сообразно с воз­растом.

Назавтра в нашем семейном котловане, который мы рыли уже чуть ли не месяц, начали свершаться чудеса. "Нашел!" - вдруг воскликнул старший сын, упал на колени и голыми ру­ками принялся разгребать рыжий сырой песок. "Какая-то жел­тая бумага! Какие-то древние письмена!" - взволнованно под­хватили братья. Ах, врунишки! Ах, милые мои чертенята! Вот чего они накануне весь вечер кружили возле керосиновой лам­пы - доводили, красили у огня "под древность" лист бумаги, чтобы утром подбросить ее в котлован. Классический пример археологической фальсификации! Бывало уже такое, ребятки, бывало не раз. Недавно я узнал, например, что есть ученые, ка­тегорически отрицающие существование всей античности, то есть не верящие в Древние Грецию и Рим, во все эти велико­лепные сооружения, статуи, фрески. Они, мол, "подделаны" титанами Возрождения. Вот уж поистине "титанический" труд! Но что ни говори, а я был благодарен сыновьям: очень кстати они напомнили мне, что земля, на которой мы строили свою "хату", не могла быть и не была бесплодной в историче­ском плане. Историю и экзотику мы, белорусы, ищем обычно во Франции, читая Дюма, в Англии и Шотландии, читая Валь­тера Скотта. Но ведь еще Сенека сказал: "Родину любят не за то, что она велика, а за то, что она - родина".

Так из садовода-любителя я снова превратился в беллет­риста. И всеми моими мыслями завладел, властно позвал к себе северо-западный угол Беларуси. Почему северо-западный? Нам многое известно, мы много читали о По­лоцке и Минске. А что мы знаем (прости, Заславль!) о Но­вогрудке? Только то, что там есть замок Миндовга и что в тех краях родился и ту прекрасную землю до самой своей кончины воспевал Адам Мицкевич, называя ее Литвою. В голове занозой засело: Новогрудок, Новогрудок... Я не раз бывал там, видел залитое лунным светом озеро Свитязь, трогал рукой холодные валуны Миндовгова замка. Издали руины замка напоминают зубы, клыки некоего доисториче­ского животного, которое в драматическом напряжении си­лится выпростать из-под земли голову.