Мы нехотя согласились, но все менялось в лучшую для нас сторону, поскольку на той же сессии мы записали свою песню «The Wizard». Симпсон использовал это демо, чтобы заинтересовать диджея Джона Пила. В ноябре мы появились в его шоу «Высшая передача» и исполнили «Black Sabbath», «N.I.B.», «Behind The Wall Of Sleep» и «Sleeping Village». Засветились на национальном радио. Дела пошли в гору!
Мы не выбирали продюсером Роджера Бейна, его выбрали за нас. Мы встретились заблаговременно, и он нам понравился: он казался довольно приятным парнем. Был таким же зеленым, как и мы, и за плечами у него не было большого опыта. Ему было чуть больше двадцати, как и нам, – может, чуть больше. Будучи продюсером, он должен был за всем присматривать. Его присутствие шло нам на пользу, но советы он давал крайне редко. Может, он и предложил парочку идей, но песни уже были достаточно структурированы и отобраны.
В октябре 1969-го наш техник, Люк, отвез оборудование в студию Regent Sound на Тоттенхэм Корт-роуд в Лондоне и установил усилители. Студия была не больше крохотной гостиной, и мы все играли там одновременно, с перегородкой между нами и Биллом. Оззи пел в маленькой кабинке, а группа играла. Все было исполнено живьем. Это было важнее всего, и мы неплохо справились со своей задачей.
Я никогда прежде не работал в студии и ничего не смыслил в процессе записи – понятия не имел, где должны быть микрофоны и тому подобное. Точно так же, я думаю, было непросто Роджеру Бейну и звукоинженеру Тому Аллому прийти и начать с нами работать. Они никогда с нами не ездили, не знали наших предпочтений, не знали, как мы должны звучать, но они взялись за это дело и стали добавлять что-то свое. Сложнее всего было объяснить тем, кто нас записывал, как настраивать нашу звуковую аппаратуру. Моя гитара должна очень хорошо сочетаться с басом Гизера, чтобы создать плотную стену звука. Все они считали, что бас – это инструмент, издающий звуки вроде «дум-дум-дум», чистый и ясный. Но у Гизера звук более перегруженный, более грубый, он тянет ноты, использует бенды[15]
, так же, как на гитаре, чтобы звук был более жирным. Некоторые пытались заставить его убрать дисторшн, и получалось вроде «там-там-там».– Да оставь ты, мать твою, его в покое! Это часть нашего звучания!
Пришлось всех долго убеждать. Еще они постоянно проигрывали дорожки по отдельности. Слушали гитару, и начиналось:
– О-о, слишком перегружена!
– Знаю, но ты включи всю группу и тогда услышишь, как она звучит!
Они все никак не могли въехать, что мы группа, которую надо слушать вместе, и неважно, как каждый звучит по отдельности. До Роджера Бейна наконец дошло, вот почему на ранних альбомах, записанных с ним, такое простое звучание. В основном все было так, как есть на самом деле: мы приходили, подключали инструменты и играли; всем спасибо и хорошего вечера. Так и было, никаких выкрутасов со звуком никто не устраивал. Так же и с барабанами – они просто были обвешаны микрофонами, и у нас получился натуральный, чистый звук, который мы и оставили на записи.
Все было проделано очень быстро. Мы думали: черт возьми, у нас есть целый день на запись треков, класс, просто охренительно! Потом я узнал, что Led Zeppelin записывали свой первый альбом целую неделю, а они гораздо опытнее нас. У них был Джимми Пейдж, который прежде записывался с The Yardbirds. Он, в отличие от нас, так и шнырял по этим студиям, поэтому мы и понятия обо всем этом не имели.
Была у нас песня «Warning», с длинным гитарным соло. Песня слишком длинная, поэтому пришлось записать ее с первого дубля, иначе бы закончилось время. После первого же дубля Роджер сказал:
– Ладно, этого хватит.
– Но я хотел попробовать немного по-другому…
– Хватит!
– Можно мы сделаем еще один дубль? Думаю, у меня выйдет лучше.
В конце концов Роджер сдался:
– Ладно, давай еще раз.
И мы сделали еще одну попытку и на этом закончили: либо так, либо никак.
Весь альбом был сделан точно так же: играйте так, как играете на концерте. Играйте сразу, десяти дублей у вас не будет. Когда мы играли в студии, «Warning» получилась минут на пятнадцать или вроде того, с ума сойти. Роджер со звукоинженером сократили ее на пять минут. Вырезали большой кусок, повыдергивали парочку более мелких партий, которые я бы трогать не стал. Я был расстроен, потому что оригинальная версия звучала более плавно и целостно, но и пластинка не резиновая, и, возможно, пятнадцатиминутная композиция – это уже перебор.
Прикол в том, что, записав таким образом эту песню, в этой версии мы ее потом и исполняли. Так она и прижилась. Так что спустя сорок лет мы играем на сцене то, что получилось в студии в тот день. К примеру, когда мы записывали «Electric Funeral», Билл каждый, мать его, раз умудрялся играть по-разному. Он не знал, сколько раз нужно повторять те или иные куски, так что некоторые партии он играет три, а не четыре раза, и мы оставили три. Мы так до сих пор играем.