Железный дождь

Черная неблагодарность «экипажа» возмутила Сократилина. И он с большим трудом сдержал себя, чтоб не раскричаться.

– Я машину не брошу. Она помогла мне выбраться из плена. Да и вам, кажется, тоже. У меня есть пушка, снаряды, пулемет…

– Немного снарядов-то: всего пять штук. А пулемет испорчен, и патронов к нему нет, – грустно сообщил Могилкин.

– Можете уходить. Я вас не держу! – резко бросил Сократилин, подошел к ольхе, согнул ее, навалился животом, сломал и бросил на машину. Левцов с Могилкиным тоже стали ломать кустарник и заваливать им танк. Потом замаскировали следы гусениц. Левцов с Могилкиным работали усердно, и Богдан решил, что ребята останутся. Но они не остались. Пожелали старшине всех благ и ушли не оглядываясь. Сократилин посетовал на человеческую неблагодарность и, чтоб заглушить тоску, решил заняться каким-нибудь делом. Замерил горючее с маслом. Бензину оставалось километров на тридцать, масла тоже было достаточно. Кое-что подрегулировал, кое-что подтянул, почистил. Попытался наладить «Дегтярева». Но пулемет просто надо было выбросить.

Богдан выбрался из танка и лег под кудрявый ореховый куст. Он лежал на спине и глядел сквозь густую листву в синеватую пропасть неба. Солнце еще не жгло, а только начинало припекать. Под кустом было сыро и прохладно. На небе кое-где стояли сугробистые облака. Далеко за лесом гремело и ухало, а справа, где проходило шоссе, неумолчно гудело и лязгало.

– Идут, идут и идут, – шептал Сократилин. И вдруг сон, глубокий, будто сама смерть, внезапно свалил Богдана, и он, как сухой лист, полетел в изумрудную пустоту неба.

Когда Сократилин проснулся и увидел Левцова с Могилкиным, от удивления у него закружилась голова.

«Сплю я еще, что ль? – спросил он себя. – Ведь они ушли, хорошо помню, что ушли. А может, все это мне приснилось?»

Левцов, разбросав руки, с разинутым ртом лежал на спине. Могилкин на крохотном огоньке смолил цыпленка.

– Могилкин? – тихо позвал Сократилин. Тот поднял голову, и лицо его расползлось в широченной улыбке.

– Проснулись, товарищ старшина?

Богдан засмеялся:

– Живой, настоящий Могилкин. Это хорошо! Только фамилия у тебя не очень веселая. Мо-гил-кин!

– Да уж какая есть, товарищ старшина.

– А звать-то тебя как? Сколько времени знакомы, а как звать друг друга, не знаем.

– Ромашка, – заулыбался Могилкин, – а по документам Роман Степанович.

– Ромашка. Красивое имя. – Богдан встал, потянулся. – Теперь ты мне поясни, Роман Степанович, откуда вы взялись. Ведь ты с Левцовым ушел.

– Мало ли что бывает, товарищ старшина. Сначала уходят, потом опять приходят. Такова наша жисть, – глубокомысленно изрек Могилкин и принялся скоблить ногтем цыпленка.

Все, что сказал Могилкин, показалось Сократилину необыкновенно умным и человечным. Ему хотелось обнять Могилкина, поцеловать его и сказать ему, что он очень хороший человек и что он, Сократилин, его очень любит. Но Сократилин почему-то устыдился своей мимолетной нежности и грубовато спросил:

– А долго ли я спал, Могилкин?

– Порядочно. Солнце-то было там. – И Могилкин показал, где раньше было солнце. – А теперь с обратной стороны светит.

– Ого, ничего себе врезал! Часов восемь. А чего же ты меня, не разбудил?!

– А я тоже спал. Как пришли, так и завалился. А Левцов караулил и курчонка щипал. Потом он разбудил меня. Теперь я караулю и курчонка смолю.

– Ясно! – Богдан потянулся, и суставы затрещали так, как будто они были деревянные. – Эх, испить бы!

Оказалось, что Левцов с Могилкиным распорядились и насчет водички. В тени под кустом можжевельника стояло ржавое и измятое до безобразия ведро с водой.

Богдан попил, сполоснул лицо, помочил голову и подсел к огоньку. Могилкин потрошил цыпленка. Ножа у него не было, и он орудовал гвоздем. Где Могилкин нашел гвоздь, Сократилин не стал спрашивать.

– Эх, закурить бы, Роман Степаныч, – сказал Сократилин, совсем не рассчитывая на табак.

– Есть и закурить, товарищ старшина, – степенно ответил Роман Степанович. – Махорочка гродненская «Не переведи дух». – Могилкин вытащил из кармана горсть зеленого самосада. – У Левцова тоже столько.

– Да где же это вы все раздобыли?! – воскликнул Сократилин. С того момента, как проснулся, он только и делал, что удивлялся.

– А там… На хуторе… Мужик дал.

– Какой мужик?

– Такой, как и все. Добрый мужик попался. Каравай хлеба дал. Сала не пожалел.

Могилкин сбегал к танку и принес ковригу хлеба и кусок сала. По цвету и твердости шпик не уступал ольховому полену, и пахло от него свечкой. – Такого я бы тоже не пожалел, – сказал Сократилин.

– Ужас крепкое – не укусишь. Надо топором или пилой, а ножом не взять. В общем, с салом гиблое дело, – мрачно подтвердил Могилкин.

– И цыпленка он вам тоже дал? – как бы между прочим спросил Богдан. Вопрос Сократилина насмешил Могилкина.

– Ну да! Дал, как же! Сами пымали там около хутора. – Могилкин с презрением посмотрел на цыпленка. – Был бы курчонок, а то одно недоразумение. Воробей больше. – Он подкинул в огонь сушняка, проткнул цыпленка гвоздем, насадил на палку.

– А соль есть?

– А вон, – Могилкин показал на сало, – поскреби, и будет соль.