Железный Густав

— Очень редко, пожалуй — никогда! — заметил Гейнц Хакендаль.

— А все же такое бывает. Вот видите! Бывает такое, Крамбах? Ваше мнение?

— Еще бы! Конечно, среди тысячи всяких дел…

— Но ведь это же не чистая прибыль, надо принять в расчет и дела, которые не только не дают прибыли, а даже приносят убыток… — ввернул Гейнц Хакендаль.

— Ну, конечно, в крупных банках! — презрительно бросил господин доктор Хоппе. — У них за год на десять выгодных приходится десять тысяч не столь выгодных операций. Потому-то они и выплачивают от одного до полутора процентов! Но если появляется некто — хотя бы всего-навсего доктор Хоппе, у которого одно лишь дело, но зато очень, очень выгодное, — какие он может платить проценты? А?

Они смотрели на него молча, выжидающие, с сомнением.

— Люнебургская степь! — провозгласил доктор Хоппе. — Мы нашли в Люнебургской степи семь месторождений. — Он перевел дух и продолжал уже спокойнее: — Я веду разведку в Люнебургской степи, и мы находим нефть. Но мы нуждаемся в капиталовложениях: концессии, буровые вышки, проводка, нефтеочистительные заводы, шоссейное и железнодорожное строительство… Привлекая сбережения мелких вкладчиков, я вознаграждаю их, как ни один банк. Мне это доступно, ведь я освобожден от огромной пошлины на бензин…

— А в других предприятиях наш банк не участвует? — спросил Крамбах.

— Нет! — решительно отрубил господин Хоппе. — Только однодело, зато первоклассное!

— Что ж, это вполне возможно, — говорил позднее Хакендалю Менц, когда они вместе шли домой. — Возможно, хозяин и не врет. А возможно, и врет. И то и другое вполне возможно. Мне вот что не нравится: этот человек не из тех, у кого что на уме, то и на языке: чего же он вдруг разоткровенничался насчет своего керосина?..

— Да, — сказал Гейнц, — если его керосин такое уж выгодное дело, а это вполне возможно — мне кое-что приходилось читать насчет разведки в Люнебургской степи, — ему, разумеется, нетрудно привлечь капиталы, и не из тридцати шести и пятидесяти процентов, как он обещает платить, а из десяти и двадцати. Мне кажется, не такой человек доктор Хоппе, чтобы из одной любви к маленькому человеку бросать на ветер двадцать — тридцать процентов…

— Правильно, коллега! А раз он обращается к мелким вкладчикам и не хочет иметь у себя в конторе сколько-нибудь понимающего в этих делах человека…

— Дело нечисто, коллега!..

Некоторое время они шли бок о бок молча.

— Двести марок — это вам не кот наплакал, — задумчиво сказал Менц. — Да и ходить на биржу отмечаться, говорят, удовольствие ниже среднего…

Он замолчал. Молчал и Гейнц Хакендаль.

— А главное, все вместе выеденного яйца не стоит, — продолжал Менц. — С этим не побежишь в полицию или в прокуратуру.

— Наоборот! — отозвался Гейнц Хакендаль. — Еще сам загремишь: скажут, клевета, подсиживание…

— Вот то-то и есть, коллега, что ничего мы не знаем…

— Но мы будем начеку!

— И как только…

— Вот именно!

— Решено!

— Несмотря на двести марок!

— И на удовольствие отмечаться!

— Само собой!

— Простая логика, дружище!

— То-то же!

— Вот и я говорю! До завтра!

— Пока!

7

Оба они были молоды: Хакендаль, как и Менц, как и все сотрудники «Хоппе и К°». Возможно, Хоппе не без задней мысли брал на службу одну молодежь. Как всякие молодые люди, они были неопытны и радовались работе, которая шла успешно; они охотно верили тому, чему верили другие. Они поддались гипнозу успеха, внушению веры, воодушевлявшей других. Пока дело находилось в стадии подготовки, пока рассылались проспекты, и деньги с запинкой, по капле притекали в кассу, они сомневались, критиковали, кисли.

Но вот настало время, когда вкладчики стали с боя брать кассу, когда о рассылке проспектов и думать забыли, а поток вкладов все не убывал. Настало время, когда к господину доктору Хоппе стали допускать лишь избранных, и молодым людям приходилось самим управляться с клиентами — отвечать на вопросы, рассеивать сомнения, рисовать радужные перспективы…

Но если сто раз убежденно и с жаром доказываешь одно и то же, то невольно и сам поддаешься действию своих слов. Гейнц Хакендаль так часто ссылался на пошлину, которой облагается бензин, он столько раз сообщал, что в Люнебургской степи пробурено семь, десять, пятнадцать скважин, показывал снимки буровых вышек и пускался в технические подробности, он так долго разубеждал сомневающихся и обращал их в веру господина Хоппе, что в конце концов и сам исцелился от сомнений и уверовал…

И в самом деле, каких только гарантий не давалось вкладчикам! Любой из них мог в любое время, без предупреждения, потребовать свой вклад обратно, да еще и с процентами, из расчета три процента в месяц. После месяца ему насчитывали четыре процента, а по истечении полугодия — даже пять.

— Сделайте одолжение, вот ваши деньги, а вот и проценты, если еще надумаете, окажите нам честь!

— Только не обижаться, господа! — уговаривал служащих доктор Хоппе. — Пусть вас не огорчает недоверие. Люди несут сюда свои кровные сбережения, они вправе нам не доверять. Максимум любезности и предупредительности — в спорных случаях пусть лучше страдает банк, чем маленький человек.