Железный канцлер Древнего Египта

Час спустя дверь опять отворилась и вошел негр, пропуская вперед Иосэфа, который в беспокойстве бросился к пурпуровому ложу, на котором бледная, как смерть, неподвижно лежала Аснат. С подавленным проклятьем Иосэф поднял жену на руки, как ребенка, и сделал знак негру; тот поспешил открыть маленькую дверь в стене, так хорошо скрытую, что Аснат и не заметила ее. Через длинный сводчатый коридор Адон вынес жену на маленький дворик, о котором было говорено выше; там, возле небольшого, тихо журчавшего фонтана, стояла каменная скамья, на которую Иосэф сел и, поддерживая Аснат одной рукой, другой зачерпнул воды и смочил ей виски. Свежесть воды и чистый, благовонный воздух ночи вывели Аснат из забытья. В первое мгновенье, открыв глаза и видя себя в объятиях мужа, она подумала, что ей приснился дурной сон; но один взгляд на пустынный двор, обнесенный со всех сторон высокими стенами, убедил ее в противном. Вырвавшись из рук Иосэфа, она вскочила и крикнула:

– Зачем ты запер меня здесь, как преступницу! Я хочу знать, что значит это неслыханное насилие?

Голос изменил ей и, задыхаясь, она схватилась за грудь. Никогда еще, казалось, она не была столь прекрасна, как в этот момент отчаяния и исступления, – такая хрупкая, точно вся прозрачная, трепещущая, с блестящими, полными слез глазами, вся окутанная, словно плащом, волнами своих чудных волос, распустившихся от резкого движения. Восхищенный Иосэф не мот оторвать от нее глаз.

– Мне кажется, тебе нетрудно было бы угадать причину, вынудившую меня так поступить с тобой, – сказал он, помолчав. – Жена, которая скрывает убийц своего мужа, становится их соучастницей! А разве не естественно, к тому же, что я решил, наконец, оградить тебя от проклятого влияния твоей касты. Уж здесь-то холодный взор жреца не будет сдерживать твоих порывов, а в случае, если ты скажешь мне «люблю», память твоя не подвергается опасности быть преданной проклятию!

– Как! Ты из мести заживо похоронил здесь меня и заставляешь мою семью томиться в неизвестности?

– Твою семью? – презрительная улыбка мелькнула на устах Иосэфа. – Успокойся, я милосерднее к твоим, чем они когда-либо были ко мне. Им я дал возможность спокойно оплакивать тебя: для них ты утонула в Ниле.

Аснат ничего не ответила; она не могла даже плакать. Мысль, что ее считают умершей, что никто из близких даже не подумает искать ее, что она стерта, так сказать, с лица земли, – эта мысль повергла ее в такое отчаяние, что ее сердце, казалось, не выдержит; глухой стон вырвался из груди Аснат. Иосэф поспешил к ней.

– Успокойся, Аснат. Иные причины руководили мною! Я люблю тебя, и только здесь ты – всецело моя; здесь ни один враждебный взор не увидит тебя, ни один ненавистный голос не коснется твоего слуха; только здесь могу я упиваться твоей красотой и открыть тебе мою душу! – Он обнял Аснат и хотел ее поцеловать; но прикосновение его рук, казалось, разбудило ее. Откинувшись назад и отталкивая его с ужасом, она глухо простонала:

– И ты смеешь еще издеваться надо мной, чудовище? Да, ведь любовь твоя – оскорбленье и несчастье для меня! Я ненавижу тебя, палач моей жизни, моего счастья, палач всего Египта! Если ты меня только тронешь – я задушу тебя.

Она грозно потрясла в воздухе руками.

Иосэф чуть-чуть побледнел; но та же страсть по-прежнему дышала в его взоре, которого он не мог оторвать от прекрасного взволнованного личика жены.

– Безумная! – сказал он. – Пойми же, наконец, что ты – в моей власти; ты должна смириться передо мной, а не раздражать. Ты вот теперь готова задушить меня своими нежными и слабыми ручонками, а между тем, располагаешь орудием, гораздо более действительным для моего порабощения. Повторяю, Аснат, что я люблю тебя; настанет время, и я верну тебе свободу. Со мною рядом ты воссядешь на троне фараонов; но, чтобы я мог, наконец, подняться на вершину власти, ты временно должна была исчезнуть. Пожелай я от тебя избавиться, мне ничего не стоило бы убить тебя. Но этого я никогда не сделаю, потому что – повторяю – люблю тебя и не могу без тебя жить!

Он оживился, вся страсть, которую он долго сдерживал и скрывал в течение стольких лет, хлынула наружу. Прежде он тщательно избегал чем-либо выказывать ее – до такой степени он был рабом Аснат, – опасаясь, чтобы она сама или ее родные не употребили во зло его слабость. Но в эту минуту, когда лишь небо да стены были немыми свидетелями его порыва, он дал волю своим чувствам. Столкнувшись с этой чисто стихийной силой, существования которой Аснат и не подозревала, она, пораженная, смолкла. Без сопротивления, без воли, без сил, отдалась она объятьям и жгучим поцелуям мужа; затем вдруг, закрыв лицо руками, разразилась судорожными рыданиями.

Иосэф вздрогнул; слезы жены глубоко тронули его; он и не предполагал, как эта минута будет для него тяжела.