Гость показал слуге, куда положить подушки, и тоже полуприлег. Далось это действие ему не без труда, лицо налилось кровью, дыхание потяжелело. Дождавшись, когда все придет в норму, Хуссейн сказал:
– Не притворяйся!
Тимур удивленно вытащил мундштук изо рта и, изображая растерянность, спросил:
– Что значат твои слова, брат?
Брат еще раз тяжело вздохнул, потеребил тяжелый черный ус толстыми пальцами.
– Приехали только Хурдек и-Бухари и Абу Бекр.
– Значит, Маулана Задэ не явился?
– И знаешь почему?
Тимур заинтересованно кивнул: почему, мол?
– Потому что ты посоветовал ему не приезжать. Что ты на это скажешь?
– Может, он просто слишком много выпил вчера и спит где-нибудь?
– Ты лучше меня знаешь, что он почти не пил за вчерашним дастарханом.
– Может, эти двое просто не смогли его отыскать. Самарканд – город большой…
– Самарканд – город большой, я согласен с тобой, но стрелок и трепальщик сумели обшарить его полностью за сегодняшнее утро, поэтому и прибыли только к полудню. Но у меня возникает вопрос.
– Какой, брат?
– Отчего это Маулана Задэ могло прийти в голову спрятаться, когда он приглашен на пир к людям, которые уже доказали свое дружеское к нему расположение?
Тимур кивнул с самым серьезным видом:
– Да-а, непонятно это.
Он почти не слушал вопросы Хуссейна, он был занят размышлениями. Честно говоря, он надеялся, что толстяк не сумеет разгадать его план и не свяжет исчезновение бывшего богослова с тайными замыслами своего брата. Жаль, кажется, были соблюдены все меры предосторожности: эмир не оставался наедине с Маулана Задэ ни разу. Сам Хуссейн был слишком весел и пьян, чтобы о чем-нибудь догадаться. Только два объяснения его внезапной проницательности можно себе представить – чья-то умная наблюдательность или чье-то подлое предательство. Что касается наблюдательности, то она не является доблестью Хуссейна, тем более пьяного. А предательство… Предать мог только Байсункар… Это исключено. Масуд-бек! Ну, конечно!
Тимур попытался вспомнить, попадался ли ему на глаза этот юноша во время вчерашнего пира после того, как поднял бокал за здравие Абу Бекра. Нет, не попадался. Значит, пьян не был. А что может делать трезвый человек на пиру?
– Ты молчишь, Тимур?
Хуссейн был страшен: ноздри раздуты, глаза налиты кровью, кулаки сжаты. Нет, такого не убедить ни в чем и ни в чем не разубедить. Однако что ему так дался этот Маулана Задэ?
– Что ты хочешь услышать от меня, Хуссейн?
– Правду!
– Ты говоришь со мной, будто с преступником, послушай свой голос.
– Я говорю так, как считаю нужным говорить!
После этих слов Тимуру стало совершенно ясно, что увильнуть от объяснения не удастся. Когда нет возможности оторваться от погони, надо разворачиваться и атаковать в лоб!
– Ты прав, я посоветовал Маулана Задэ не приезжать сегодня, даже не посоветовал – велел!
После этого неожиданного признания Хуссейн как-то сник, он оказался в положении человека, перед которым внезапно распахивают дверь, служившую объектом его атак. Это проявилось даже в его позе – Хуссейн качнулся, слегка потеряв равновесие.
– Велел?
– Да.
– Почему?!
– Я хотел спасти ему жизнь.
Хуссейн с трудом преодолел удушье, вызванное возмущением и злостью.
– Этому бандиту?!
Тимур спокойно кивнул:
– Да.
– Но… – Хуссейн продолжал задыхаться, – но что тобой руководило?
Тимур не торопясь затянулся легким наркотическим дымом и ответил:
– Мной руководило чувство благодарности.
– Твои слова для меня темны и…
– Я сейчас все объясню. Ты помнишь, наверное, что моя старшая сестра жила постоянно в Самарканде?
– Помню.
– Когда мы выступили с тем, чтобы защитить город от Ильяс-Ходжи, именно у нее в доме оставил я своих жен и сыновей, дабы не подвергать их превратностям кочевой военной жизни.
– Это я понимаю, говори же дальше!
Тимур хотел было снова угоститься дымом кальяна, но раздумал.
– Когда мы отступали, у меня не было времени забрать свою семью с собой. Мне оставалось только уповать на то, что судьба помилует их, что Аллах послужит им защитой.
– И что же было дальше?
– И вот в один из дней, уже после того как висельники захватили власть в городе и отогнали чагатаев… или, может быть, еще до того, вдруг прибывает ко мне все мое семейство в целости и сохранности.
Хуссейн недоверчиво и недовольно усмехнулся:
– Не хочешь ли ты сказать, что это спасение из Самарканда было делом рук Маулана Задэ?
– Именно это я и хочу сказать.
– Он солгал тебе, чтобы выговорить себе снисхождение!
– Но моя семья цела.
– Ну и что?
– То есть как «ну и что»?! Мои сыновья живы, а не мертвы, Хуссейн. Маулана Задэ мне так же отвратителен, как и тебе, но если мои жены и мои слуги говорят, что это именно он позаботился об их безопасности в обезумевшем городе, я не могу не быть ему благодарен.