Железный крест

Мельберг не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так спокойно и уютно. В минувшие годы ему пришлось немало пережить. Иной раз он давал себе слово никогда больше не связываться с женщинами. А сейчас – пожалуйста: сидит на кухне у полузнакомой дамы и млеет от счастья.

– И что скажете? – Рита смотрела на него испытующе, и только тут он сообразил, что прослушал какой-то заданный ему вопрос.

– Простите?

– Я спросила – вы придете вечером на мои курсы сальсы? Для начинающих, ничего сложного. В восемь.

Мельберг недоверчиво уставился на нее. Сальса? В его возрасте? Сама мысль показалась ему совершенно идиотской, но он заглянул поглубже в темные глаза Риты и, к своему ужасу, услышал свой собственный голос:

– Сальса? В восемь? Конечно приду.

Эрике все меньше и меньше нравилась ее затея. Она замедлила шаг, а прежде чем свернуть на гравиевую дорожку к дому Акселя и Эрика, вообще остановилась и задумалась. Потом, скорее по привычке доводить начатое дело до конца, все же подошла к двери и постучала.

Молчание. Она даже почувствовала некоторое облегчение. Что ж, не вышло – значит, не вышло, но как раз в то мгновение, когда она уже хотела повернуться и уйти, за дверью послышались шаги. У нее забилось сердце.

– Слушаю вас?

Вид у Акселя Франкеля был усталый, даже измученный.

– Добрый день, меня зовут Эрика Фальк, я… – Она запнулась. Надо было подготовить хотя бы вступительную фразу.

– Дочка Эльси? – Аксель разглядывал ее со странным выражением. Усталость на его лице сменилась интересом. – Да… теперь я вижу. Вы очень похожи на мать.

– Разве?

– Да… очень. Глаза и рот… – Он даже слегка наклонил голову набок, всматриваясь в ее лицо. – Проходите. – Он отошел в сторону, пропуская ее в прихожую.

Она перешагнула порог и остановилась.

– Проходите, проходите, мы посидим на веранде.

Эрика быстро повесила пальто и прошла за ним на красивую застекленную веранду, чем-то похожую на веранду в их с Патриком доме.

– Присаживайтесь… – Очевидно, у хозяина не было намерения предложить ей кофе.

Она помолчала и откашлялась.

– Собственно говоря, я… – Голос почему-то плохо ее слушался. Она взяла разбег еще раз. – Собственно говоря, я зашла потому, что недавно оставила у Эрика медаль… Очень сочувствую вашему горю, – спохватилась она, – я…

Эрика даже заерзала в кресле – настолько нелепой показалась ей вся ситуация.

Аксель поднял ладонь и слегка улыбнулся – должно быть, хотел ее успокоить.

– Вы сказали что-то насчет медали.

– Да… – Эрика мысленно поблагодарила его за помощь. – Весной я разбирала вещи матери и наткнулась на медаль… нацистскую медаль. Мне стало любопытно, откуда она взялась… и почему мать ее хранила. И, поскольку я знала, что ваш брат…

– Смог он вам помочь?

– Не знаю… Мы говорили по телефону… потом я отнесла ему медаль и думала, он позвонит мне, если что-то выяснится… а мы были очень заняты, и вот… – Она замолчала.

– И вы хотели спросить, сохранилась ли ваша медаль?

Она кивнула.

– Простите, ради бога… я понимаю, что в такое время… а я беспокоюсь о какой-то медали. Но у меня так мало осталось после матери… – Эрика снова замолчала.

Надо было просто позвонить. Только теперь она осознала, насколько бестактным и бесчувственным был ее приход.

– Я понимаю, – сказал Аксель. – Очень хорошо вас понимаю. Поверьте, я, как никто, знаю, насколько важна для людей связь с прошлым. Даже если это какие-то неодушевленные предметы… И Эрик бы вас понял. Все эти вещи, которые он собирал годами… Вещи и факты – он не считал их неодушевленными. Вещи и факты рассказывают нам историю… Он, может быть, надеялся, что они смогут нас чему-нибудь научить.

Он отвернулся и долго смотрел в окно – казалось, на какой-то момент забыл о существовании гостьи. Потом взглянул на нее внимательно.

– Я обязательно постараюсь найти эту вещь… Но расскажите немного о вашей матери. Какой она была? Что за жизнь прожила?

Эрике вопрос показался странным, но просьба прозвучала так искренно и у него были такие грустные глаза, что она решила сказать все как есть.

– Какой была моя мать… Если честно – не знаю. Мы с сестрой – поздние дети, и хорошего контакта с матерью у нас так и не получилось. Вы спрашиваете, какую жизнь она прожила… – Эрика остановилась, не зная, правильно ли поняла вопрос. – Мне кажется, ей было нелегко… я имею в виду – жить. Мне она казалась очень собранной… и очень нерадостной.

Эрика лихорадочно подбирала слова, не зная, как выразить свои ощущения. Пожалуй, это верное слово – в Эльси не ощущалось никакой радости жизни. Видела ли она когда-нибудь мать веселой? Эрика не могла вспомнить ни единого случая.

– Это больно слышать. – Аксель опять поглядел в окно, словно не решаясь смотреть ей в глаза.

– А какой она была, когда вы ее знали?

– Собственно говоря, Эрик знал ее лучше. – Взгляд Акселя потеплел. – Они были однолетки. Их было водой не разлить – Эрик, Эльси, Франц и Бритта. Настоящий квартет. – Он невесело рассмеялся.

– Да… Она пишет об этом в дневнике. Вашего брата я видела, а кто такие Франц и Бритта?