Железный пар

Уложив наш скарб, Карим накрыл его большим куском полиэтилена, подоткнул края под рюкзаки и туго обвязал верёвкой.

Васю, как самого компактного – впрочем, с Сергеем они были одного формата: сорок шестой размер в самом широком месте, – определили на третий ряд сидений вместе со съестными припасами и кофрами с фотоаппаратурой.

Соседство со съестным было рискованным, но ничего, Фёдор обязался следить. В зеркало заднего вида. Он сел рядом с водителем, а мы с молчаливым Сергеем и значительным Глебом разместились во втором ряду.

Сперва, как водится, заправились и заехали на базар.

Только вышли из машины, как тут с Глебом случилась тихая истерика. Он хватился своего рюкзака с аппаратурой – нигде нет. Понял, что впопыхах оставил во дворе дома. Посерел, как пожарный рукав, но скулить не стал – быстро взял такси (Карим растворился в водоворотах торжища) и метнулся назад.

– Безнадёжное дело, – вздохнул Вася.

Действительно, прошло уже минут двадцать, как мы выехали со двора, да минут десять – пятнадцать Глебу туда добираться…

– У него в рюкзаке аппаратуры тысяч на двадцать зелёных, – прикинул масштаб потери Фёдор.

Переживая за товарища, пошли закупать провизию.

Ещё в прошлый раз душанбинский базар удивил меня своей дороговизной – цены не многим отличались от цен Сенного рынка, и торговались таджики с большой неохотой.

Взяли необходимое, а сверх того – тонкошкурых лимонов, миндаля в сахаре, свежей клубники и черешни. И ещё – упаковку двухлитровых пластиковых бутылок с водой. Осталось кое-что и из новосибирских запасов. Баллоны с газом тоже израсходовали не все.

Послал Ане sms, предупредил, что в Фанских горах со связью точно будет плохо.

Когда укладывали провиант в багажник, под Васин бок, вернулся Глеб.

Лицо его сияло: в руках он держал бежевый матерчатый рюкзачок, содержимое которого равнялось – Фёдор специально справился на базаре – стоимости строительства нового саманного дома плюс хороший калинг за невесту и расходы на весёлую свадьбу. И ещё б осталось на медовый месяц.

– Так под деревом и стоял! – не верил своему счастью Глеб.

Фёдор подивился добропорядочности таджиков. Вася – нерасторопности.

Рассказали Кариму – тот помотал головой, цокнул языком, улыбнулся неопределённо.

Вскоре мы уже катили вдоль бурлящего, гремящего валунами и ломающего утёсы Варзоба, незаметно взбираясь вверх, к Гиссарскому хребту.

Когда я смотрел на вспененный бурунами поток, руки мои немели, кожей вспоминая ледяной холод горных вод.

Поначалу вдоль дороги сплошной чередой тянулись пансионаты, санатории и байские особняки. Потом их строй поредел и понемногу сошёл на нет.

За рекой стеной стояли голые скалы, тут и там, точно мантия мехом, подбитые оторочками осыпей.

Босоногие дети на обочине кричали что-то проезжающим мимо машинам и протягивали пучки ревеня.

Не то чтобы я задремал – скорее, замечтался, влип в пустяшные грёзы, – благодаря чему пропустил начало разговора. И уши внимания повесил на крюк терпения с некоторым опозданием.

А разговор был любопытный.

– Что же, он, по-вашему, махди? – спросил Глеб.

– Зачем так? Не махди. Ягнобские старцы сказали: через него говорит небо. – Карим крутил баранку, не отрывая взгляда от дороги. – Они молятся за него. И наш мулло тоже молится. Говорит: явился большой отец. Долго не был, и вот – пришёл.

– Мулло так говорит? – с бледной улыбкой уточнил Глеб.

– Старцы говорят, и мулло – тоже, – подтвердил Карим. – Говорят: трудно будет, но он победит. Как не победить, если с ним небо? И когда победит, весь мир припадёт к его ногам. – Карим лихо обогнал тяжело ползущую на подъём фуру. – Но он мудрый и обман не примет. Увидит, кто поклонился из страха, а кто молился за его победу.

– Карим-джон, – Глеб выглядел потерянным, – и люди верят? Вы – верите?

Карим удивлённо фыркнул:

– Как не верить, если старцы говорят?

Фёдор торжествующе обернулся с переднего сиденья к Глебу:

– Что, съел?

Я шепнул в ухо сидевшему рядом Сергею:

– О ком они?

– О ком ещё? – Сергей повернулся, щекотнув мне щёку бородой. – О нём. О Белом Царе.

Глеб сидел молча, но внутри него кипели страсти – выдавали глаза, лицевые мышцы и дым из ушей.

Иной раз русские европейцы напоминают мне Маугли, который вышел из леса, посмотрел на широком экране Пазолини, Фасбиндера и Гая Ричи, мучительно проштудировал Хайдеггера, Юнга и Грамши, после чего окончательно запутался с самоидентификацией. Новые впечатления уже не позволяют ему носиться голым в чаще, но и жить среди обретённой реальности он тоже не в состоянии.

В селении под Анзобским перевалом Фёдор купил тюбетейку.

Продавец за прилавком сельмага – тут было всё необходимое от лепёшек и спрайта до велосипедных насосов и мотыг – долго не мог подобрать размер под его академическую голову, но ничего – сыскал.

Тюбетейка на голом черепе Фёдора смотрелась естественно и, пожалуй, была ему к лицу.

Разумеется, Вася язвительно польстил.

Сергей попытался соорудить из своей шапки-трансформера что-то похожее, но вышла тиара.

Вскоре впереди показалась чёрная дыра Анзобского тоннеля. Там, за Гиссарским хребтом, лежала земля древнего Согда.