Железный шип

Не успела я договорить, как под ногой Кэла лязгнула металлическая пластина, скрытая между каменными плитами пола. Словно огромная рука прогрохотала под нами, нехотя заскрипели шестеренки, и в дальнем конце туннеля, полускрытом тенями, поднялась железная решетка.

— …здесь, внизу, — закончила я, почти готовая к тому, что сейчас из какой-нибудь потайной ниши сверкнут чьи-то стальные зубы и прикончат нас на месте. Сердце мое заколотилось.

— Обалдеть, — выдохнул Кэл. — Ты видела? Я же говорю, секретный ход!

— Просто блеск, — проговорила я, копируя протяжно-скучающую интонацию Дина, чтобы Кэл не услышал, как дрожит у меня голос. — Ты нашел дыру в другой дыре, побольше. Мои поздравления.

— Знаешь, Аойфе, с этим Дином ты стала настоящей язвой, — пробурчал Кэл. — Раньше ты бы решила, что тут просто фантастика.

— Я и без Дина не горела желанием оказаться втиснутой под землю, — бросила я. — Мне здесь не нравится, Кэл. Нам может грозить опасность.

— Я тебя защищу, — отмахнулся он, оскаливая блеснувшие в полумраке костяной белизной зубы. — Со мной можешь ничего не бояться, Аойфе.

— Дин говорит… — начала я, но не успела повторить его идею, что страх помогает выжить, как плечо у меня вдруг снова запульсировало. После происшествия с рвавшейся в окно библиотеки тварью я знала, что это означает.

Из темноты прохода за открытой решеткой донесся шорох когтистых лап по камню. Сопение ноздрей, втягивавших воздух. Скрежет зубов о кости.

— Кэл? — Мой голос был высоким и тонким, и не без причины, — подобные звуки могло издавать только нечто живое. — Мне померещилось, или там кто-то есть?

Восторг на лице Кэла сменился ужасом быстрее, чем моргает фитилек свечи.

— Кажется, пора убираться, — выдавил наконец он и попятился назад, запинаясь о собственные ноги и едва не падая. — Сейчас же.

Я двинулась следом, но тут боль, взорвавшись в месте укуса, обожгла меня словно горячим паром — хуже, чем тогда с совой, хуже, чем когда бы то ни было. Кэл ухватил меня за руку, и мои пальцы будто окунули в жидкий азот. С пронзительным криком, скорчившись, я рухнула на колени, отчаянно отбиваясь и желая только одного — чтобы боль исчезла. Снизу я видела, как чьи-то тени отделяются от темноты в устье туннеля, крадучись пробираются вдоль стен, обзаводясь конечностями, зубами и хвостами. Шкуры блестели словно масляные пятна на воде, визгливое хихиканье продирало, как ногтями по стеклу.

Я знала этот звук. Он говорил об одном — живыми нам отсюда не уйти.

— Аойфе! — Кэл поднял меня и, как безвольную куклу, потащил прочь от рыщущих теней, но его нога тут же угодила в трещину, и теперь мы оба повалились на пол.

Жестоко ударившись больным плечом, я закричала. Вторившие мне вопли исторглись не из человеческих глоток. Эхо разносило по туннелю звучавшую в них голодную радость. Хоть голоса казались моложе тех, что слышали с крыши мы с Дином, они, несомненно, принадлежали гулям — стае щенков, едва не погибших в ловушках Грейстоуна. Из туннеля нам суждено было выбраться только разорванными в мелкие кусочки.

— Прости, — просипел Кэл. — Аойфе, прости меня, я должен был подумать…

Голова у меня, казалось, вот-вот взорвется от боли, я почти ничего не соображала и могла только беспомощно смотреть, как гули скачками приближаются к нам, передвигаясь по потолку легко, будто по полу. Размером они были с собаку, хвосты хлестали по бокам гибкими кнутами, острые как бритва зубы торчали между прорезанными щелью кроваво-красными губами, синие языки свисали изо ртов, пузырясь черной слюной. Глаза у них горели желтым, как у прокторских воронов, но этими дьяволами двигали не эфир и шестерни, их вел голод, удовлетворить который могла лишь живая плоть.

Кэл вопил что-то, снова и снова, но сквозь всепоглощающую муку, охватившую меня, я не могла разобрать его мольбы. Передо мной, отцепившись от потолка и извернувшись в воздухе всем своим омерзительно лоснящимся телом, приземлился вожак стаи. Коренастый, со сплющенным, как морда мопса, лицом, он поднялся на задние лапы, глубоко втягивая ноздрями воздух. Его рот растянулся в ухмылке, и он залопотал, обращаясь к товарищам:

— Эта пахнет свежим мясом. Кожа белей, чем у мертвеца.

Страх перехватил мне горло, из глаз от боли текли слезы. Язык у гуля заплетался, как у пьянчужек на последней вечерней рейсовке в город, но сам звук человеческой речи, исходившей из этой ощеренной пасти, всколыхнул во мне куда больший ужас, чем любая из встреченных прежде вирусотварей. Гули не были безмозглыми существами вроде шогготов: из бесчисленных светолент и лекций я помнила, что они умело охотятся стаей, и сейчас они загнали нас в угол.

— Дай и мне попробовать, Кожедер. — Худущий гуль с пятнистой шкурой проскользнул вперед. — Столько времени в клетке. Столько времени никакого живья.