Железный шип

Мне было плевать, что это ересь. Мне было плевать даже на то, что в глазах окружающих это только подтверждало мое безумие. Магия — вот единственное объяснение тому, что происходило со мной, той боли, что вгрызалась в меня изнутри.

Вдруг заклятье отпустило меня — так же внезапно, как прежде захватило целиком. Змейки свернулись на странице, пробуя воздух раздвоенными языками и удовлетворенно шипя. Я откинулась на полки, прижимая кисть к животу и отчаянно пытаясь побороть слезы боли и возрастающую панику. Руки были моим единственным достоянием. Покалечь я их, и о карьере инженера можно забыть. Да я даже стенографисткой работать не смогу, вообще буду ни на что не способна, так и останусь до конца жизни на попечении города.

Набравшись наконец храбрости, я взглянула на обожженную ладонь. Там, где по уверениям еретиков-хиромантов пересекались линии жизни и сердца, красовалась отметина в форме колеса с выступающими спицами и зубчатым ободом — то есть не колеса, а шестеренки, конечно. Знак поблескивал под кожей — не клеймо, какие ставят прокторы, а чернильная татуировка, вроде морской. Кожа вокруг слегка покраснела и до сих пор хранила тепло, но никаких повреждений, никаких следов той агонии, которую мне довелось испытать только что, не осталось. И все же я никак не могла отделаться от ощущения, что моя рука в огне, что я вот-вот лишусь ее, лишусь того, без чего мне уже не быть инженером…

— Дыши, Аойфе, дыши, — шепотом приказала я самой себе. — Вдох-выдох…

Я не спускала глаз с ладони, чувствуя, как отступает страх, и бьющееся вспугнутой птицей сердце понемногу успокаивается и затихает. Рука была при мне, никуда не делась, не пропала вместе со всеми моими надеждами на будущее.

Я соприкоснулась здесь с чем-то неведомым, и, как мне ни хотелось вернуться к тому, чему учили нас в Школе, нельзя было отрицать, что происшествие с чернилами — да и все случившееся после Лавкрафта — необъяснимо с позиций одной лишь чистой науки.

Я еще долго сидела так, поворачивая ладонь перед глазами и дожидаясь, когда исчезнет отметина, пока не вспомнила, что рукопись по-прежнему лежит у моих ног. Я с опаской подняла ее — с виду обычная тетрадь из хорошей бумаги в хорошем кожаном переплете, такая же безобидная, как и любая из моих школьных. Чернила больше не извивались и не выглядели выцветшими от времени. Сделанная четким и отточенным, как бритвенное лезвие, почерком смотрела на меня подпись с первой страницы:

«Собственность Арчибальда Роберта Грейсона, 14-го Блюстителя Врат. Аркхем, Массачусетс».

Педантично выписанные рукой отца угловатые буквы легко читались, и дневник уже не выглядел ни в малейшей степени траченным возрастом и мышами — он был ничем не хуже любого из томов внизу, в библиотеке. Одно дело обычные фокусы — химические, как призрачные чернила, или манипуляции, как когда Конрад доставал монету в полдоллара изо рта, а потом она исчезала у меня за ухом. Но тут я столкнулась с чем-то совершенно иным.

Я все еще хранила верность науке, давшей нам Движители и защищавшей наши города от некровируса, но сейчас, здесь, в крохотной чердачной комнатке волшебство горячими иголочками подбиралось от ладони к моему сердцу. Несмотря на всю свою рациональность, в ту секунду я допускала, что магия возможна.

Это продолжалось всего мгновение. Да для того, что я видела, можно придумать добрый десяток объяснений. Совсем необязательно приплетать сюда магию. И вообще подобной ерундой забивают мозги рядовым членам Багровой Гвардии, чтобы держать их в страхе.

Но я не могла игнорировать написанное рукой отца, а он, насколько мне было известно, придерживался учения рационалистов в той же мере, что и я сама. Я начала читать.

Колдовской алфавит

У меня перехватило дыхание. Мои надежды оправдывались. Эта рукопись должна помочь мне найти Конрада. Я продолжила чтение.

Составленный в согласии с мудростью Железного Кодекса и бывших прежде меня и повествующий о днях Четырнадцатого Блюстителя Врат и встречах его с Землей Шипов.

Итак, следуя туманным указаниям Конрада, я нашла то, что он просил меня найти. Мою радость несколько омрачал тот факт, что книга, казалось, совершенно не была связана со спасением брата. Снова колдовство и магия. Верный способ нажить себе еще больше неприятностей. Вот только отца это, очевидно, совсем не волновало. Странно — по обрывочным рассказам матери он казался мне человеком весьма респектабельным. Дневник может стать настоящим кладезем сведений о нем, но сейчас у меня просто нет времени как следует проштудировать рукопись.

— Зачем, Конрад? — бросила я в пустоту. — Чего ради я должна была отыскать эту пыльную старую книгу?