— Не надо мне ничего напоминать, Рита. Я и так помню. — Он отвел тяжелый взгляд от картины. — Давай сменим пластинку. Я куплю этого дивного Рембрандта у этой васильсурской курочки за гроши, предложу ей, м-м, тысячу долларов, а то и пятьсот, она таких денег никогда в жизни не видела, бедная деревенщина. А сам продам этот холст… ну, на Кристи… при содействии Гии Ефремиди… за несколько миллионов. Как ты думаешь?.. А?..
* * *
Этот синий негр на подтанцовках, у меня на бэк-вокале, очень нравился мне.
Он мне приглянулся сразу, как перешел ко мне с подтанцовок у Люция. Когда это произошло? Я особо не замечала таких вещей, всем подобным распоряжался Беловолк, я не понимала ничего в этих крошках и амбалах, что раскачиваются там, сзади меня, напевая, завывая, вскрикивая, дергаясь, создавая мне гудящий, прерывистый музыкальный фон, — мурлыкают, стонут, воют, да и ладно, и хорошо. Мне важно было самой не ударить лицом в грязь, все свое спеть, чтоб от зубов отскочило, охота мне еще была думать о бэк-вокале. Но этот синий негр! Я сразу приметила его.
Господи, когда кончится этот холодный март?! Эта холодрыга… Эти вечные снега… Я не снимала черных перчаток из тонкой кожи — руки у меня все время мерзли, на сцене вечно дуло из всех щелей, холодно было держать микрофон. Я приближала к огурцу микрофона холодные губы.
Я летучая мышь,Я боюсь голубого огня.И надменный ПарижНаглой роскошью плюнет в меня.В Сан-Францисском порту,На закате безумного дня,В карты — ах, сигаретой ко рту —Моряки проиграют меня…
Беловолк и Вольпи пробовали со мной старый эмигрантский репертуар. Мой чуть хрипловатый голос — «ах, Люба-то, вы не заметили, вы знаете, пьет!.. Пить много стала!.. Слышали, как голос изменился?!..» — идеально подходил для черной русской «летучей мыши» парижских подворотен двадцатого года, лондонских трущоб, сан-францисских портовых кабачков. Канувшее время, почему его стали вытаскивать из небытия? Потому что человек оглядывался назад и видел: там, позади, в тех черных годах, люди тоже страдали. Сейчас страдают — война на Кавказе идет. Тогда страдали — Россию взорвали, осколки летели по свету. Большевики — террористы номер один. Куда до них Масхадову и Басаеву.