У него не было Тюльпана, он потерял его там, в Америке, в противной забегаловке-тошниловке, когда обедал, пил и плакал, и какой-то проходимец, должно быть, подобрал его. Но он не должен показывать ей виду, что у него с собой Тюльпана нет. Прежде чем он ее убьет, он расскажет ей про Тюльпан. В мире больше нет такого другого Тюльпана, и он его потерял. И она все равно должна узнать про него. Увидеть его. Закрыть глаза — и увидеть. Все самое ценное люди видят с закрытыми глазами.
Углы ее губ приподнялись в обидной усмешке. Он видел, как по ее запястьям, по плечам взбирается вверх, до шеи и ключиц, «гусиная кожа».
— Что тебе станцевать, придурок?
Она стояла совсем рядом с ним, и он слышал ее запах. Ее родной запах.
Он знал, что у нее сильные ноги. Если она будет танцевать рьяно, раскочегарится, она убьет его ногой, выбросит пятку вперед в резком па и убьет его, как каратист.
— Станцуй мне фламенко. Ты всегда хорошо танцевала фламенко. Тебе во фламенко нет равных. Испанки тебе в подметки не годятся. Ну!
Он свистнул. Он тряхнула головой, и волосы взвились черно-синим мелкокудрявым полотнищем, пахнущим мятой, и хлестнули его по лицу. И он чуть не вцепился ей в волосы.
Она выставила ногу вперед, голую ногу, — как часто он ее целовал, отводил ладонью в сторону, чтобы обнажить ее красную женскую раковину, — повернулась к нему в профиль, и он увидел цепким
, как рачья клешня, глазом художника, как в свете зимней луны за окном торчмя встали, направившись вверх, к потолку, два ее темных ягодных соска. Она гортанно вскрикнула, хлопнула в ладоши над головой, и черный флаг волос взметнулся — и стал метаться туда-сюда, развеваясь, и гордая смуглая шея откинулась, и вверх вздернулся подбородок, и замелькали локти, разрезая кинжалами, живыми ножами темный, спертый воздух его чердака.«Ты была моя. Я всегда хотел есть тебя. Питаться тобой. У тебя были в любви мягкие, нежные пальцы, каа щупальца осьминога. Я целовал тебя, как цветок; глотал, как жареную рыбу; поднимал на руки, как золотое сено поднимают на вилы, и носил по комнате. Я слишком сильно тебя любил, Рита. Так люди не любят людей. Потому, что я тебя так сильно любил, Бог отнял у меня земное счастье, богатство и славу. И черт с ними. Ты танцорка и змея, а я — азиатский хитрый человек, я художник, я слышу, как из земли растут травы и зреют жемчужины в раковине, я знаю будущее. Я испытал с тобой черное счастье — между болью и любовью. Ты ранила меня любовью, пронзила. А я убью тебя настоящим, стальным ножом».