Железный трон

— Возможно, так происходит именно потому, что наш жизненный путь столь короток, — сказал Эдан. — Именно сознание, что мы всего лишь смертные создания, и заставляет нас проживать жизнь в полную силу. И возможно, мы кажемся вам немного безрассудными лишь потому, что в некотором смысле таковыми и являемся. Вам, эльфам, как созданиям бессмертным, не свойственно подобное безрассудство. Людям же эльфы кажутся… пожалуй, вовсе не безрассудными, в отличие от нас. Вот почему наши страсти полыхают так ярко. Когда ты с самого начала понимаешь, что твое время ограничено, то начинаешь дорожить каждым днем.

Сильванна несколько мгновений задумчиво смотрела на него, пока они ехали бок о бок, легко покачиваясь в такт конской поступи.

— Пожалуй, это не лишено смысла. Я заметила, что вы, люди, очень остро все переживаете. — Она нахмурилась и тряхнула головой. — Я не хочу сказать, что эльфы не способны на сильные чувства, ибо мы способны на них… просто человеческие страсти куда более сильны. И неуправляемы.

— Это и есть безрассудство, — с улыбкой ответил Эдан. — Оно происходит из нашей недолговечности, как я сказал. Мы живем со страстью, трудимся со страстью… любим со страстью.

Сильванна взглянула на него. Он твердо встретил ее взгляд. Она не отвела глаза.

— Если развить эту мысль, — сказала она, — то можно утверждать, что самые страстные существа на свете — поденки, которые живут всего один день.

— И заметь, как яростно колотят они по воздуху своими крохотными крылышками, неизменно стремясь к свету., - сказал Эдан. — Пламя влечет их так сильно, что они летят на него и сгорают в огне. Если это не аллегория неукротимой страсти — то что еще?

— Я думала, на огонь летят мошки, — сказала Сильванна.

— Поденки делают то же самое, разве нет?

Она нахмурилась.

— Не уверена. Разве?

Эдан пожал плечами.

— Даже если и нет, это не умаляет достоинств аллегории.

Сильванна улыбнулась.

— Пожалуй, ты проглядел свое истинное призвание, — сказала она. — Тебе следовало стать не придворным министром, а бардом.

Эдан поморщился.

— О, только не это.

Сильванна подняла брови.

— О? Похоже, я задела тебя за живое.

— Когда-то я знал барда, — сказал Эдан. — На самом деле, я знал нескольких, и все они были невыносимы, но этот был хуже всех. По большей части барды влюблены в звучание собственных слов, что делает их тщеславными, но этот был влюблен еще и в идею, что делало его опасным.

— Каким образом приверженность идее может сделать кого-то опасным? — спросила Сильванна.

— А вот это вопрос к главному министру императора, усмехнулся Эдан. — Как лорд верховный камергер я могу утверждать, что все служители идеи опасны, потому что они ставят идею превыше власти императора, короля или аристократа. Такой человек в первую очередь хранит верность идее, которую он — или, возможно, она — проповедует. Как следствие, он никогда не видит причин идти на уступки. Однако лично я понял, что есть определенная разновидность служителя идеи, с которым можно договориться.

— А именно? — спросила Сильванна.

— Тот, который во всем с тобой согласен, — ухмыльнулся Эдан.

— Я могла бы и догадаться, — Сильванна состроила гримаску. Теперь ты скажешь, что я могла бы уже узнать тебя получше.

— Эльфы, как всем известно, учатся медленно, — поддразнил ее Эдан. — Вот еще один недостаток вашего бессмертия… вы никогда не чувствуете острой необходимости делать что-либо быстро.

— С некоторыми вещами лучше не торопиться, — ответила Сильванна, искоса взглянув на него.

— Ты имеешь в виду… с ухаживанием, например? — спросил Эдан.

— Не только.

Эдан в смущении кашлянул. За последние восемь лет они с Сильванной очень сблизились, чего он никак не мог предположить при первой их встрече. Во-первых, он не рассчитывал на длительное знакомство с девушкой, но она вернулась с ними в Ануир вместе со своим братом Гильвейном, и оба они — а также половинчик Футхарк и эскорт из двенадцать воинов-эльфов, сопровождавший их из Туаривеля, остались в империи.

Это было частью договора, заключенного между лордом Тиераном, который действовал в интересах тогда еще некоронованного императора Микаэла, и правителем Туаривеля принцем Филерэном. Эльфы должны были выступить в качестве личной охраны императора и в первую очередь обеспечить его безопасное возвращение в Ануир, а во вторую очередь показать всем эльфийским королевствам, что Туаривель заключил официальный союз с империей и поддержал императора Микаэла.