Железный волк

– Он здесь!

А потом он уставился на Нафраима глазами, полными злорадства.

Вот, что самое страшное в волчьей хвори. Она не просто убивает, она играет людьми, находит самые отвратительные черты и усиливает их, а люди при этом не понимают, что с ними происходит.

Нафраим отхлебнул вина и бросил на море последний, насколько он понимал, взгляд.

Огненная змея

Юва бросилась в купальню, как только пришла на Шкурный двор. Нужно осмотреть раны, пока парни не догадались, что что-то не так.

Охотничья команда сильна ровно настолько, насколько силён самый слабый из охотников, а обо всех травмах надо сообщать немедленно, но сейчас ситуация иная. Эта рана глубже, чем они могут вообразить себе, и никто не способен её исцелить.

Он предал меня.

Гриф использовал её. Заслонился ею, как щитом. Исцарапал и отшвырнул в сторону. Почему он просто не ушёл и не оставил её в уверенности, что ему есть до неё дело, что между ними что-то зародилось? Каким чудовищем надо быть, чтобы таким ярким способом показать ей, что она дура?

Юва сняла красную кожаную куртку, не отводя глаз от потолка, и поморгала, чтобы остановить слёзы до того, как они хлынут из глаз.

Возьми себя в руки. Ты едва его знала.

Она накачала воды в стиральное корыто и расшнуровала одежду, которая присохла к запекшейся крови. Юва намочила её и отделила от раны. Оголила грудь, сжимая зубы от саднящей боли. Смысл красного костюма никогда не представлялся яснее.

Юва развязала шёлковый платок, скрывавший синяки на шее и макнула его в воду, потом отыскала на полке зеркальце и начисто вымыла перед ним грудь.

Рана оказалась меньше, чем она опасалась. Два когтя вошли в тело прямо над грудью и процарапали кожу до шейной ямки. В них наверняка осталась какая-то гадость, потому что царапины были словно выжжены на коже. Вдоль них возникли припухлости размером с большой палец, затвердевшие сверху. Опухоли были безупречно симметричными и походили на разбитое сердце. Или на пару клыков.

Юва уставилась на отметину. Насмешка была такой поэтичной, что Юва была готова поклясться: он оставил её намеренно.

Следы когтей горели до сих пор, а может быть, будут гореть всегда. А что, если она приговорена к тому, чтобы сгореть самой так же, как сгорели множество подпалённых ею волков? Прожить остаток жизни с этой болью?

Юву тошнило. Её мутило, тело наливалось злостью. Тоской. Она пыталась заглушить правду, но та завладела ею и не отпускала.

Она поверила в то, что любима.

Какой же глупой надо быть! Гриф прожил почти тысячу лет и проживёт ещё несколько. Она едва ли пересекла одну волну в его бесконечном море времени. Она всего лишь нашла его и воспользовалась своей властью, чтобы освободить.

Ей казалось, у неё в сердце пробоина, через которую вытекает кровь. Кровь не перекачивалась, а тихо переливалась, и Юва поймала себя на том, что надеется: сердце перестанет биться. С ней покончено.

Она сделала то, что должно, и сейчас слышала, как парни обсуждают это в общей гостиной. Ясно, что они пребывали в смешанных чувствах. Они победили в долгосрочной перспективе и не скрывали радости. Но в то же время они боялись мести. Никто из них не был уверен, что случившееся не будет иметь для него последствий, и всё же они сделали свою работу.

Никто не знал об участии парней в деле, поэтому они были в безопасности, даже если Нафраиму удастся убедить остальных в том, что всё это дело рук Ювы. С её стороны самым мудрым было бы покинуть Наклав, оставить всех и всё позади. Ведовская гильдия в любом случае не объединится вокруг неё.

Голоса проникали в купальню сквозь трещины в старой деревянной двери. Гнилобой и Лок беспокоились за судьбу Шкурного двора. Он принадлежал Эстер, и все они пользовались им из её милости за смехотворно маленькие деньги. Вероятно, его продадут, гостевой дом расширится. Пиво приносило больше дохода, чем охота.

– Мы должны это выяснить, – сказал Лок. – Дети стоят денег, мне нужна работа.

– Мне тоже, – ответил Гнилобой. – Тебе-то легче, Броддмар, ты – красный охотник, ты можешь на этом немного заработать.

Броддмар хохотнул.

– Ага, и сколько это продлится? Мне кажется, волчья хворь исчезнет к зиме. Гриф сказал, им каждый год нужна свежая кровь, чтобы оставаться долговечными.

Гриф…

Грудь сжалась от звука его имени. Когда, Друкна её побери, она успела стать такой ранимой? Юва знала, что Гриф использовал её, но, казалось, тело ещё этого не осознало, оно слепо реагировало на его отсутствие.

Меня тоже может не стать.

Манящая мысль. Далеко не такая жуткая, как она думала. Зачем продолжать жить, если она уже сделала то, что должно? В лучшем случае ей придётся и дальше руководить Ведовской гильдией, в которой её ненавидят, в худшем – ей предстоит вновь столкнуться лицом к лицу с Эйдалой и держать ответ за обман. Парни тоже могут пострадать из-за неё.

А вот если бы её не стало… Она могла бы завещать дом охотничьему отряду, и никому из её членов больше никогда не пришлось бы беспокоиться о деньгах.