Железо

Таким образом, положение, в которое в 1540 году попал Андреас Блау, было довольно сложным. После долгих раздумий Блау, помня благосклонное отношение к нему курфюрста, решил отказать герцогу. Он передал, что рад был бы услужить, но все деньги находятся в деле. В этом была большая доля правды, однако Мориц почувствовал себя оскорбленным и через несколько лет отомстил своему обидчику. Андреасу Блау пришлось навсегда отказаться от честолюбивых планов.

Но все это случилось намного позднее, в 1546–1548 годах, после того как герцог Мориц победил в Шмалькальденской войне и Карл V ему отдал большую часть Саксонии и пожаловал титул курфюрста, сейчас же все шло относительно неплохо. Начала работать лудильная фабрика в Цвикау; этому успеху немало способствовал магистр и бургомистр Освальд Лазан. Руководить производством было поручено дальнему родственнику Блау, который был городским советником в Нюрнберге. Когда на новой фабрике были получены первые листы белой жести, все трое встретились в доме бургомистра. Перед этим они весь день провели на фабрике, наблюдая за процессом получения белой жести. Листы вначале поступали в травильное отделение, где их очищали от загрязнений. Это было сырое и душное помещение с низкими потолками, в котором сновали полураздетые рабочие. Сущий ад! Основой травильного раствора, имевшего коричневатый цвет, была забродившая смесь грубомолотой ржи и закваски. Травление вели в несколько ступеней, очень точно соблюдая инструкцию. Однако на этом предварительная обработка листов не заканчивалась.

Блау и его свита быстро покинули травильное отделение и перешли в более просторное помещение, где воздух был чище, но зато стоял невообразимый шум. Здесь на наждачных верстаках листы оттирали песком до блеска. В лудильном отделении размещались четыре обогреваемые снизу ванны. Длина, глубина и ширина ванн составляли около полуметра. В каждой было 500–600 килограммов расплавленного олова, покрытого слоем расплавленного воска. В одной из ванн стояло несколько сот черных листов; скрепляя листы захватами, лудильщики пачками по 20 штук извлекали их, охлаждали, а затем промывали в чанах с холодной водой. Промытые листы уже по одному снова погружали в ванну с оловом на короткое время и помещали в раму. Избыточное олово, скапливавшееся на нижней кромке листа, то есть на кромке стока, удаляли в промывочной оловянной ванне. После сброса, как лудильщики называли эту операцию, и сушки листы направляли в протирочный ящик, где их в смеси мела и отрубей полировали паклей до блеска. Эту работу выполняли молодые парни и подростки, младшему из которых было лет двенадцать, не больше. Наблюдали за работой два пожилых мастера, которые, показывая свое рвение, непрерывно ругали и понукали рабочих, раздавая иногда увесистые подзатыльники. Блау поинтересовался, достаточно ли бочек для упаковки готовых листов. Дело в том, что в те времена бочки использовали для доставки листов потребителю. В каждую бочку помещалось несколько сот листов, свернутых рулоном. Через несколько недель первые повозки с белой жестью должны были покинуть Цвикау. Сбыть жесть предполагалось в Нюрнберге. Блау имел разрешение на неограниченный ввоз белой жести, хотя по закону разрешалось ввозить лишь одну такую бочку.

Под вечер в доме Освальда Лазана началось пиршество в честь пуска лудильной фабрики в Цвикау. Собралось более двадцати человек, и каждый отдал должное умению хозяйки дома-хвалил превосходную кухню, домашнее пиво, изысканные вина. Все чаще звучали здравицы и в адрес бургомистра и Андреаса Блау, который давно уже не испытывал такого удовлетворения. Вино и пиво развязали языки, хотя это было рискованно: разговор касался высокой политики. Понятно, собравшиеся не были против своего курфюрста, но обещания герцога предоставить бюргерам больше свобод и привилегий падали на благодатную почву, поэтому многие с симпатией относились к Морицу. Блау знал, хотя прямо об этом никто не говорил, что многие богатые владельцы горнорудных предприятий Цвикау не одобряют его позиции по отношению к герцогу. Одолевали и другие тревожные мысли. Он стал серьезным и задумчивым. Многие заметили перемену в его настроении, и разговоров вокруг будущего их курфюрста стало еще больше. Если бы Блау знал, что в это время происходило в Амберге, то он, возможно, сумел бы предотвратить катастрофу.

В зульцбахском Блауштайне слуги пфальцграфа схватили кузнеца Людвига Коднита. Завербованный уполномоченным Блау он прибыл в Рудные горы на предложенных ему условиях. Освоившись на новом месте, кузнец вернулся за семьей и был арестован по чьему-то доносу. Дело в том, что пфальцграф назначил денежную премию за выдачу завербованных властям. Коднит предстал перед судьей в Амберге. Перед допросом ему показали орудия пытки. Понятно, что едва судья задал вопрос, кузнец тотчас на него ответил. Он не только страшился пытки, но и хотел уберечь семью — жену и детей, надеясь на снисхождение. Действительно, судья обещал Кодниту скорое освобождение, если он расскажет обо всем. Допрос продолжался несколько дней.