Хотя ничего не было видно, все, не отрываясь, смотрели на указанные чаши. После некоторой паузы ассистент попросил включить телепроектор. На экране, занимавшем всю стену, возникла фантастическая картинг Она действовала завораживающе и одновременно отталкивающе. Ганс-Герман попытался преодолеть чувство отвращения, убеждая себя, что процессы, которые он видит, вполне естественны. Бактерии напоминали клубок медленно и плавно шевелящихся гигантских змей которые время от времени прекращали свое движение чтобы затем молниеносно выпустить жало, имитировать нападение. При этом все время казалось, что эти бактериозмеи стремятся прыгнуть с экрана. Хорошо понимав что это невозможно, Ганс-Герман тем не менее каждый раз инстинктивно поднимал руки, пытаясь защититься а потом испытывал чувство неловкости, хотя реакция его была совершенно естественной. Точно так же человек закрывает глаза, когда к стеклу быстро едущего автомобиля прибивает потоком воздуха упавший с де рева лист.
Все с. интересом смотрели на экран, и потому не обращал внимания на Ганса-Германа. То, что происходило там, было достаточно захватывающим, чтобы забыть обо всем остальном. На красноватой жидкости выделялись бесцветные тела бактерий. Время от времени микроорганизмы окутывало серо-фиолетовое облако. Можно было наблюдать и деление бактерий. Новые бактерии были примерно той же величины, что и «родители».
Второй аспирант, которого звали Петер, с восторгом наблюдал это кишение, восклицая «Разве это не прекрасно?» Вопрос был чисто риторическим, но в нем чувствовалась гордость. Так родители порой гордятся своими детьми, считая их самыми умными и одаренными. Свои исследования Клаус и Петер вели уже более двух лет, нередко испытывая разочарование. Не один раз начатые опыты приходилось прекращать, так как они оказывались совершенно бесперспективными. И вот теперь аспиранты были безмерно горды полученными результатами.
Доктор Кнохенбрехер пригласил Ганса-Германа в одну из соседних комнат. Они сели в кресла, которые тут же приняли форму тела. Приятное чувство удобства и покоя охватило Ганса-Германа. Ассистент продолжил свой рассказ.
— Работа с бактериями очень интересна и перспективна, но невероятно сложна, так как мы имеем дело с живыми системами. Конечно, законы физики и химии действуют и в сфере живого, но в связи с отличиями его от неживого возникают существенные проблемы. Взять хотя бы способность к делению энтропии или ее уменьшению.
Гансу-Герману снова пришлось прервать красноречие доктора:
— Простите, но если Вы будете продолжать в таком духе, то можете перейти на китайский. Я пойму не больше.
Ассистент рассмеялся и принес извинения за то, что увлекся. Как-никак четыре года он провел в этой лаборатории. и с удовольствием продолжал бы здесь работать! Кто однажды начал заниматься бактериальной металлургией, тому трудно ее оставить. Он готов рассказать Гансу-Герману одну из самых невероятных историй, когда-либо случавшихся с бактериями-микрометаллургами! Ему довелось стать свидетелем ее счастливого завершения. Основные события происходили, когда он был еще ребенком. Кнохенбрехер взял со стола папку и протянул студенту. В ней были подшиты вырезки из газет и рукописные заметки.
На первой вырезке Ганс-Герман прочел броски заголовок: «Демонтаж Эйфелевой башни?». Далее следовало: «Эйфелева башня, известная всему миру достопримечательность Парижа, долгое время остававшаяся самым высоким сооружением в мире, в опасности. Корро зия неизвестного до сих пор вида поразила выдающееся свидетельство технического прогресса начала двадцатого столетия. Повреждения столь значительны, что возникла опасность разрушения. Президент принял единственно возможное в этих условиях решение и перекрыл доступ в район башни в радиусе полутора километров, мобилизовав армейские подразделения. Всем штатским проход в зону строго воспрещен, за исключением специалистов и ученых, которым поручено исследовать явление.
Ежедневно в столицу Франции поступают предложения о способах спасения сооружения. Французская Академия создала комиссию экспертов для тщательной проверки этих предложений. На вчерашней вечерней пресс конференции председатель комиссии высказал мнение, что надежды на сохранение символа Парижа почти нет очевидно, неизбежен демонтаж. Стыдно, что при достигнутом уровне науки и техники нельзя найти другого решения».