Большие усилия прилагались для того, чтобы поддержать и организовать действия франтирёров на северо-востоке страны. Среди них было немало иностранцев, симпатизировавших республике и прибывших во Францию для ее защиты. Самым знаменитым являлся герой войн за объединение Италии Джузеппе Гарибальди — кумир всех европейских «левых» того времени. Еще 6 сентября он предложил новому правительству свои услуги; приглашение было получено почти месяц спустя. 7 октября он высадился в Марселе и приступил к созданию Вогезской армии[621]
. Немцы называли его кондотьером и ломали голову над тем, что делать с ним в случае его пленения.Было увеличено производство вооружений и произведены закупки за рубежом. Последние, впрочем, далеко не всегда оказывались эффективными. Британцы и американцы были счастливы сбыть винтовки старых образцов, часто находившиеся в плохом состоянии. Так, из Соединенных Штатов прибыла большая партия «винчестеров», лежавших на складах со времен Гражданской войны и уже успевших покрыться ржавчиной. В общей сложности на вооружении французской армии к концу войны оказалось восемнадцать различных типов винтовок, что явно не облегчало организацию снабжения. Любопытно, что к концу войны у французов оказалось в небольшом количестве даже такое экзотическое для тогдашней Европы оружие, как пулемет Гатлинга[622]
.11 октября Национальная гвардия была разделена на две части — «мобилизованную», солдаты которой присоединялись к действующей армии, и «оседлую», предназначенную только для обороны населенных пунктов. 14 октября был принят декрет, в соответствии с которым территория на сто километров от противника переводилась на военное положение — местные жители в случае вражеского наступления должны были оказывать немцам вооруженное сопротивление, сооружать препятствия на дорогах, угонять скот и уничтожать урожай, превращая территорию в «выжженную землю». Впрочем, это, как и другие подобные распоряжения, не вызывало энтузиазма у значительной части населения и местных властей. И по мере того, как война продолжалась, «пассивное сопротивление» радикальным мерам правительства возрастало.
Французское командование стремилось охватить кольцо войск противника вокруг Парижа собственным кольцом, заставив немцев обороняться со всех сторон разом. При этом оно не тешило себя иллюзией, что необученные и плохо вооруженные «мобили» смогут противостоять противнику на поле боя. Все эти батальоны должны были рассматриваться как «легкая пехота», призванные, словами Фуришона, «не столько сражаться, сколько тревожить врага»[623]
. Они фактически должны были исполнить роль партизан: мешать реквизициям противника, совершать вылазки, нападать на конвои, перерезать пути сообщения, разрушать железные дороги и мосты и т. д. Делегация в Туре несколько наивно, как показали дальнейшие события, рассчитывала, что подобные действия получат полную поддержку местного населения.Несмотря на красивые на бумаге цифры, этот ближайший резерв оказался поначалу не слишком полезен. Выучки собранным батальонам катастрофически не хватало. Множились свидетельства о плачевном состоянии выданных мобильным гвардейцам ружей и плохом качестве патронов. По свидетельству главного сержанта Куронэ из 4-го батальона мобильной гвардии, «с 20 августа по 24 сентября мы упражнялись в стрельбе только раз и истратили на это лишь по три патрона. Неудивительно, что в первом же бою, в котором мы были поддержаны нашими товарищами из Эпернона, выяснился тот печальный факт, что множество наших было ранено своими же», и «офицеры из опасения новых случайных потерь приказали прекратить огонь»[624]
. Превращение «мобилей» в настоящих солдат требовало времени, которого катастрофически не хватало.Тем не менее, к середине октября численность мобильной гвардии была доведена до 318 батальонов, которым были приданы 128 батарей артиллерии. На 13 сентября 198 батальонов были организованы в 66 полков под командованием подполковников. В течение последующего месяца создано еще 6 новых полков (итого 216 батальонов). Из этих 72 полков десять вошли в состав регулярной армии[625]
.