28 августа армия Мак-Магона продолжила медленное движение на восток. Всю неделю с момента отправления из Реймса шли дожди, затруднив продвижение. За весь день ей удалось преодолеть лишь около 10 километров[400]
. Германская кавалерия практически повсеместно установила контакт с ней. Конница наконец-то стала успешно справляться со своей главной задачей в этой войне — поставлять командованию оперативную и точную информацию о противнике. Вершиной ее успехов стал захват 29 августа французского штабного офицера с приказами для 5-го корпуса; захваченные документы представляли полную картину движения Шалонской армии. В противоположность этому французская кавалерия не проявляла практически никакой активности, а Мак-Магон не располагал сколько-нибудь надежными сведениями о местонахождении и намерениях противника. Достаточно сказать, что он не имел ни малейшего представления о существовании Маасской армии, считая, что ему противостоит только группировка под командованием прусского кронпринца[401].Вечером 28 августа французы обнаружили, что переправа через Маас у Стенэ удерживается немцами. На следующий день Мак-Магон повернул на север, к Музону, рассчитывая пересечь реку там. Его корпуса подходили все ближе к бельгийской границе, опасность быть прижатыми к ней возрастала. Тем не менее, другого пути к Мецу у них уже не было. Здесь трюк с исчезающими депешами Базена повторился. 27 августа тот направил очередное туманное (и слишком оптимистичное) описание своего положения: «Мои коммуникации перерезаны, но слабо. Мы можем прорваться, когда захотим. Мы ждем вас»[402]
. Однако Мак-Магон не получил этого послания. Мэр Музона утверждал впоследствии, что вручил текст маршалу лично, причем последний был в халате и домашних туфлях. Маршал заявил под присягой, что в жизни не имел подобного одеяния… Само повторение коллизии заставляло задуматься о компетентности соответствующих служб штаба армии[403].В немецкой главной квартире в эти дни существовали два опасения. Первое заключалось в том, что французы успеют нанести превосходящими силами удар по Маасской армии до подхода корпусов кронпринца. Именно поэтому 29 августа частям Маасской армии было приказано занять оборону, пока не будет установлен контакт с баварцами на левом фланге. Еще в большей степени Мольтке опасался, что французы вовремя осознают бессмысленность своей затеи и отойдут на северо-запад. Поэтому германские корпуса наступали по возможности широким фронтом, стремясь не упустить противника из ловушки, в которую он сам себя загнал. Были приняты все меры, чтобы ускорить движение левого крыла 3-й армии, которое пока отставало. Полностью разгадать намерения противника германское командование не могло по той простой причине, что эти намерения постоянно менялись. Это нервировало немецких генералов[404]
. Еще сильнее нервничал Вильгельм I; как писал в своем дневнике Бронзарт: «Ему все кажется слишком медленным, и в пылу он забывает о том, что реальное сражение разворачивается не так быстро, как это происходит во время маневров»[405].29 августа состоялось первое небольшое столкновение между пехотой 5-го французского корпуса и саксонцами. Не получив приказов Мак-Магона из-за перехвата немцами штабного офицера, который должен был их доставить, командир 5-го корпуса генерал Файи продолжал двигаться к Стенэ. После боя французы отошли к Бомону, где утром следующего дня их врасплох застиг на привале авангард IV корпуса. Внезапность была полной; снаряды крупповских пушек начали рваться среди палаток и котлов, в которых готовился горячий обед. Необходимо отметить, что Файи получил от местной жительницы своевременное предупреждение о приближении врага, однако попросту отмахнулся от него, заявив: «Мадам, это просто невозможно»[406]
. В свою очередь, Мак-Магон отказывался поначалу верить, что Файи ослушался его личного предупреждения об опасности нахождения в Бомоне и прямого приказа покинуть город до 9 утра: «Уже 11 утра. В Бомоне уже два часа как никого не должно быть»[407]. Файи впоследствии оправдывался усталостью солдат.После короткого замешательства французская пехота вновь продемонстрировала свой высокий профессионализм. Пруссаки получили достойный отпор, и впоследствии исследователи долго спорили о том, не лучше ли было немцам пренебречь моментом внезапности и сосредоточить силы перед атакой. Только когда на поле боя подошли части I баварского и Гвардейского корпусов, французы стали в полном порядке отступать. Файи запросил о помощи командующего и ее получил. Кирасиры полковника Контенсона повторили судьбу своих предшественников, жертвуя собой ради того, чтобы ослабить натиск противника и позволить пехоте отойти. К вечеру немцы подошли к переправе через Маас у Музона.