Впрочем, не у всех были силы ликовать. Форсированные марши и тяжелое сражение вымотали солдат и офицеров, настоятельно нуждавшихся в отдыхе. «Известие о большом успехе не произвело в этом кругу большого впечатления, — вспоминал Гогенлоэ-Ингельфинген. — Все слишком устали и были заняты тем, что нужно было сделать непосредственно»[434]
. Местами присутствовала и определенного сорта ревность: Блументаль, как всегда, считал, что его заслуги и заслуги 3-й армии в целом сильно недооценены[435].Британский военный корреспондент Г. Расселл, посетивший 2 сентября поле боя, писал в свокем дневнике: «Я на протяжении многих лет наблюдал сражения, но еще не видел ничего подобного, не наблюдал смерть в столь ужасающих ее проявлениях. На лицах мертвых было выражение ужаса — духовной и физической агонии <…> Оторванные ладони висели на деревьях; ноги и ступни лежали вдали от тел, частью которых они когда-то были. Сильнее всего в моей памяти отпечатался мертвый улан, павший на хребте возле Флуэн. Его голова лежала на свекольном клубне, а колени были рядом с подбородком. Глаза его были широко раскрыты, и казалось, что он с любопытством рассматривает оторванную голову тюркоса или зуава, лежавшую у него на коленях с высунутым и прикушенным языком»[436]
. Эти картины меньше всего напоминали ту войну, которая обычно представала на полотнах батальной живописи.Наполеон III отправился со всем надлежащим комфортом в замок Вильгельмсхёе поблизости от Касселя. Путь его пролегал через Бельгию. Впоследствии возникла версия о том, что Бисмарк устроил это специально в надежде на побег императора; такой побег повышал бы шансы на сохранение династии, что было необходимо для скорейшего заключения мирного договора. Как бы то ни было, Наполеон честно выполнил все свои обещания и благополучно прибыл к месту назначения.
Его солдаты в ожидании отправки в Германию были размещены в импровизированном лагере военнопленных на полуострове Иж, страдая от отсутствия крова и нехватки еды. Лишь офицерам, которые согласились дать честное слово не поднимать оружие против Германии, было позволено отправиться восвояси. Многие воспользовались этим правом — еще одним наследием галантного века, которое вскоре исчезнет без следа. В общей сложности около пятисот из них, включая генерала Дюкро, впоследствии вступили в ряды республиканских армий, оправдывая свой поступок тем, что честное слово давалось еще при «старом режиме» и в силу его падения аннулировалось вместе с присягой императору[437]
.Потери французов в сражении при Седане до капитуляции составили 16 тысяч человек убитыми и ранеными и 21 тысячу пленными. Вместе с Вимпффеном в плен сдались 85 тысяч солдат и офицеров. Только около трех тысяч человек смогли добраться до Бельгии[438]
. По некоторым данным, от 8 до 11 тысяч французских солдат смогли разными путями добраться до Мезьера и продолжить войну[439]. Не исключено, что реальная цифра французских потерь была несколько ниже заявленной немцами, которые вполне могли посчитать раненых 1 сентября еще раз в числе пленных, взятых 2 сентября. В любом случае, радикально картина от этого не меняется.Германские потери составляли около 9 тысяч солдат и офицеров. Эта сравнительно невысокая цена объяснялась изменениями в тактике пехоты, последовавшими после кровавых сражений середины августа. Теперь, во-первых, перед началом атаки осуществлялась артиллерийская подготовка, и солдаты в большинстве случаев ждали, пока превосходные крупповские орудия проложат им путь. Во-вторых, пехота атаковала развернутым строем, отказавшись от плотных колонн и используя складки местности. В первую очередь эту тактику усвоили те корпуса, которые уже прошли через кровопускание в районе Меца; в сражении при Бомоне потери саксонцев были на порядок меньше, чем у IV корпуса, для которого этот бой являлся первым.
Седанская операция завершилась блестящим успехом. «Действия немцев в дни 30, 31 августа и 1 сентября безупречны», — писал Н. П. Михневич[440]
. Результат этих действий был потрясающим — по итогам всего лишь одного месяца активных боевых действий половина французской армии была разгромлена и взята в плен, а другая половина — заперта в блокированной крепости. Поражение Мак-Магона при Седане кардинально изменило стратегическую ситуацию Базена. Из магнита, приковывавшего к себе и тем самым исключавшего из активных боевых действий половину германской полевой армии, корпуса в Меце превратились в обреченных, капитуляция которых являлась лишь вопросом времени. Ведь у Франции уже не осталось крупной и боеспособной полевой армии, которая могла бы прийти им на выручку или хотя бы воспользоваться временной неподвижностью 1-й и 2-й немецких армий.