Железо и кровь. Франко-германская война

Однако с самого начала все пошло не так, как планировалось. Немцы смогли вовремя заметить передвижения французских войск и верно определить направление их будущего удара. Окончательной утрате внезапности способствовал внезапный подъем воды в Марне, в результате которого намеченную на 29 ноября операцию пришлось отложить на сутки. Все эти 24 часа немцы могли наблюдать изготовившиеся для удара французские полки. Генерал Винуа, командовавший отвлекающей операцией, не получил вовремя информацию о задержке — и демонстративная атака его солдат на южном фронте лишь убедила немцев в правильности их предположений.

«Клянусь: я вернусь в Париж мертвым или с победой», — обратился Дюкро к своим солдатам накануне решающей схватки[908]. Ему не было суждено ни первое, ни второе. Наступление французов, начавшееся утром 30 ноября, достигло некоторых успехов, однако вскоре захлебнулось в убийственном огне вюртембергской дивизии. Атаки на различных участках были плохо согласованы между собой; попытка обойти немецкие позиции была предпринята уже тогда, когда лобовой удар выдохся. К вечеру французы так и не смогли добиться существенного продвижения, но отступить на исходные позиции значило бы признать неудачу.

Тем временем немцы подтягивали резервы к месту сражения. Первыми к вюртембержцам присоединились саксонцы. Однако в Версале их действия показались недостаточно эффективными; ответственность за это возлагалась на командующего Маасской армией. Мольтке реагировал решительно, отправив к месту сражения подкрепление в лице II и части сил VI корпуса. Одновременно он поручил непосредственное руководство всеми силами между Марной и Сеной командиру II корпуса генералу Франзецки.

День 1 декабря прошел спокойно. Истощенные французы не атаковали, немцы усиливали оборону в ожидании продолжения. Однако затем в происходящее вмешался кронпринц Саксонии. Вопреки возражениям Франзецки он потребовал отбросить французов на исходные позиции. Утром 2 декабря немецкие солдаты двинулись в атаку. Им удалось застигнуть врасплох и отбросить передовые части французов, однако затем начался тяжелый кровопролитный бой, в котором солдат Дюкро поддерживала тяжелая артиллерия форта Мон-Аврон. Несмотря на то что немцы не смогли добиться решающего успеха, стало очевидно, что прорыв не удался. Боеспособность французских солдат падала на глазах, и Дюкро скрепя сердце отдал приказ об отступлении. 4 декабря его солдаты отошли в крепость под прикрытием утреннего тумана, позволившего избежать воздействия со стороны противника.

«Сражение, которое должно было решить судьбу столицы», как назвал его впоследствии Мольтке[909], было французами проиграно. На нейтральной полосе вновь воцарилось относительное спокойствие. Позиционная война начинала вступать в свои права; местами между солдатами противостоящих сторон возникали неформальные соглашения. Верди в одном из писем домой рассказывал следующую историю: немецкие солдаты обнаружили на нейтральной территории большой винный погреб. Они немедленно организовали экспедицию, но, обнаружив, что не в состоянии все унести, пригласили солдат с французских форпостов присоединиться к ним. Противники мирно поделили вино и разошлись в разные стороны[910]. «Общение между форпостами совершенно мирное», — писал в своем дневнике Бронзарт[911].

КАРТА 15. Сражение при Вильере (Шампиньи). Положение сторон на 30 ноября 1870 года.

Источник: Battles oft he Nineteenth Century. Vol. 1. L., 1890. P. 468.

Для германской армии ноябрьский кризис миновал. Однако вставал вопрос о том, что делать дальше. К концу осени затягивание войны начало всерьез действовать немцам на нервы. «Как долго еще продлится эта ужасная война и с кем мы в конце концов заключим мир, никто не может предсказать, — писал шеф Большого генерального штаба 18 декабря одному из своих друзей. — Целый народ под ружьем нельзя недооценивать»[912]. Немецкую армию он сравнивал с человеком, которого вечерним вечером окружил рой мошек; приходится энергично размахивать руками, но мошки все равно возвращаются[913]. «Каков итог наших побед на Сене и Луаре? — мрачно писал в дневнике прусский кронпринц. — Только один: несколько недель спустя мы снова вынуждены будем вести такие же бои»[914]. Сомневаться в конечном успехе немцев начали и зарубежные наблюдатели. «Положение французских армий вовсе не так дурно, как можно было бы полагать после столь продолжительной кампании, — писал российский обозреватель. — Борьба, конечно, не привела еще ни к каким блестящим результатам, но, тем не менее, французские армии существуют и пруссаки оказываются уже бессильными нанести им решительное поражение вроде того, какое претерпели части бывшей императорской армии»[915].