Железо. Книга 1

По этой причине каждый боец, для придания индивидуальности, украшал древко или втулку наконечника каким-нибудь воинским трофеем или отличительным узором, гравировкой, полоской из цветной ткани или кисточкой из бизонового волоса, а бывало – среди взрослых Смотрящих в Ночь, – из пучка волос его возлюбленной или матери. У ветерана Вогнана шейка копья была увенчана грязным массивным обломком челюсти павшего Пожирающего Печень, благодаря чему его узнавали издалека. Но то, что копье становилось именным – не значит, что к нему начинали прибегать чаще.

Однако украшение на копье Ачуды носило исключительно практический смысл. К древку он прикрепил легковесное полотно, выстиранное в соке плодов опунции до кроваво-розоватого оттенка и заплетенное в узелки таким образом, что, когда копье в его руках вращалось, развевающаяся ткань эхом вторила всему сложному рисунку в воздухе, завораживая противника и угнетая его концентрацию на пляшущем жале наконечника.

Ачуда заинтересованно водил взглядом по выстроенным в ряд наконечникам, пытаясь вспомнить, кому какой из них принадлежит. Но большинство мальчишек не отличались богатством воображения, ограничиваясь парой странных зарубок на древке от сглаза и бантом из черепаховой травы.

Напротив шеренги возвышался Струглур в традиционном наряде Смотрящего в Ночь – пояс из толстой сыромятной кожи, к которому крепились леггины из шерсти и пряжка с продетым в нее криком. Туловище же покрывало просторное пончо из грубой ткани, продетое через голову, не сковывающее, но скрывающее от сторонних глаз движения в плечах – эдакая хитрость, от которой удары и выпады ножом становились для других внезапными.

Судя по взгляду Струглура, бегающему поверх голов мальчишек, их украшения на пиках точно так же приводили его к разочарованию. Позади него слегка улыбался Уретойши – его пальцы возбужденно прыгали по древку копья, с которым они были неразлучны. А возле вольера – глаза Ачуды расширились – стоял без копья, но сам рослый, прямой и опасный, как копье, Могуль собственной персоной.

Его кожа всегда казалась несколько бледнее, особенно в те редкие моменты, когда появлялась возможность сравнить его с другими соплеменниками, осмелившимися встать вблизи. Волосы черные, но глаза еще чернее – они шевелились на его постном вытянутом лице. Обескровленные, тонкие губы, сжатые, как кулак для хлесткого и подлого удара. Могуль казался отчужденным даже в узком кругу старших Смотрящих в Ночь, никто ни разу не видел его расслабленным.

Тренировки он посещал лишь в дни отбора Ждущих Закат. На границе он тоже не стоял, но поговаривали, что все свое время Могуль тратил на внезапные проверки ночных постов, о которых не ставил в известность даже приближенных ветеранов, не доверяя им и опасаясь, что те из снисхождения начнут друг дружку предупреждать.

– …Кошмарные, человекоподобные твари, способные порвать ваш живот голыми руками, если промедлите, – отрывисто вещал Струглур, согнув свои жилистые руки в локтях за поясницей. – Что может быть хуже этого?

– День, – хором выкрикнули мальчишки.

– Вы его любите? – недоверчиво пробасил Струглур.

– Презираем.

Наставник с сомнением оглядел их, и тут его внимание приковал выползающий из-за красного хребта светящийся диск.

– А как же солнце? Что же вас тогда будет согревать, если не оно?

– Нас согревает честь служить, – не моргнув, ответили юнцы.

– Вы проведете почти всю свою никчемную жизнь на посту, вглядываясь во тьму и молясь Отцу, чтобы не разглядеть в ней красных и воспаленных глаз людоедов. Вы умрете, когда их увидите. Или сами убьете, да плевать, – рявкнул Струглур, зашагав вдоль шеренги. – Ситуации это не изменит. Вы ни на что не повлияете. Так и сдохните там либо от жары, либо от холода, либо от скуки… Закат вашей жизни встретите не в кругу любящей семьи, а среди братьев… Если они вас сочтут за равных.

– Мы готовы доказать, что равны, – нестройно подали голос некоторые мальчишки, но наставник выпучил глаза, заставив их замолкнуть.

– …Вас назовут Смотрящими в Ночь, если вдруг когда-нибудь вам улыбнется шанс убить тех, кто посягает на границу. Но это будет единственной улыбкой, которую вам доведется испытать за всю службу до конца дней. Больше причин для радости у вас не будет, можете не сомневаться…

– Мы рады служить…

– Вы не должны радоваться, – вдруг хрипло выкрикнул Могуль, сделав шаг к мальчишкам. Струглур уставился себе под ноги, пряча усмешку. – Вы должны проклинать всё на свете!.. Нацепили свои рюшки на оружие, считаете, что стали отличимы?!

Мальчики стояли потупившись, не решаясь ему отвечать.

– Вы все – мясо, – выплюнул Могуль. – Неотличимое друг от друга. И вы в этом сами убедитесь уже очень скоро. И только после того, как вы люто возненавидите свою участь, только тогда вам позволят называть себя Смотрящими в Ночь. Мне нужны трое, – он сделал жест наставникам, и те вытянули головы, выискивая в шеренге своих любимчиков.

– Кобока, – заорал Струглур.