Желябов

Когда Андрей произнес слова "мы, террористы-революционеры", все как бы вздрогнули и в недоумении посмотрели друг на друга. Но потом, под влиянием увлекательного красноречия оратора, начали слушать с напряженным вниманием. Интересно было видеть перемену, происшедшую в настроении всего общества. — Беззаботная, довольная, веселая компания офицеров, как бы по мановению волшебного жезла, стала похожа на группу заговорщиков. Лица понемногу бледнели, глаза разгорались, все как бы притаили дыхание, и среди мертвой тишины раздавался звучный приятный голос оратора, призывавший окружавших его офицеров на борьбу с правительством. Кто знал Желябова, тот, вероятно, помнит, как увлекательно он говорил. Эта же речь была одной из самых удачных, по его же собственному признанию.

Андрей кончил… под влиянием его речи начались оживленные разговоры, строились всевозможные планы самого революционного характера. И если бы в это время вошел посторонний человек, он был бы уверен, что попал на сходку самых революционных заговорщиков-революционеров… Он не поверил бы, что за час до этого все эти люди частью почти совсем не думали о политике, частью даже относились отрицательно к революционерам. Ему и в голову не пришло бы, что завтра же большая часть из этих революционеров будет с ужасам вспоминать об этом вечере. Первый раз мне пришлось увидеть, что может сделать талантливый оратор со своими слушателями. Позови в этот вечер Желябов все присутствующее офицерство на какое угодно предприятие — все пошли бы.

Но на некоторых из офицеров, в том числе на моих товарищей и на меня, этот вечер произвел неизгладимое впечатление. Мы и ранее были более чем оппозиционно настроены, и многое из того, что говорил оратор, отвечало нашему настроению и было известно нам. На нас произвела особенно сильное впечатление личность говорившего, его вера и убежденность, главным образом ясное и точное понимание и последовательное, логическое изложение плана и способа борьбы с господствовавшим в России режимом и их возможность и осуществимость. Ранее, как я уже упоминал, у нас было недоверие к революционным партиям и революционной борьбе, главным образом потому, что мы не верили в силу партий, будучи убеждены, что они не имеют ясных определенных программ и состоят главным образом из зеленой молодежи и энтузиастов. В этом убеждении поддерживало нас и то обстоятельство, что, сталкиваясь в последние годы с революционерами, мы встречали лиц, которые не могли нам ясно показать, чего они хотят и каким образом могут добиться, своей цели. После же встречи с Желябовым и Колодкевичем наше мнение о революционерах резко изменилось. В них мы встретили не только умных, но сильных людей с ясным политическим пониманием. Такой же переворот в наших взглядах произвели программы партии "Народной Воли". В ней вопросы учредительного собрания и национализации земли были поставлены ясно и точно, что вполне соответствовало нашему мировоззрению, и не будь в программе террора, мы немедленно бы примкнули к партии.

Свидания наши у Суханова с Желябовым и другими продолжались до марта 1880 г., но ни разу уже не собиралось так много офицеров, как в первый раз. Мы заявили Суханову и Желябов нас поддержал, что невозможно ходить на эти свидания, если Николай Евгеньевич сохранит прежний запорожский способ приглашения людей. Суханов с трудом на это согласился…[67]

…Была составлена центральная военная группа.

В нее вошли Суханов, барон Штромберг, Рогачев л со стороны Наполнительного комитета Желябов и Колодкевич. Группа опиралась на три кружка: морской, артиллерийский, пехотный. С сочувствующими насчитывалось 50–60 человек. Суханов настаивал, чтобы привлеченных военных прежде всего использовали для боевой деятельности; наоборот, Андрей Иванович обнаружил большую осторожность и дальновидность, утверждая, что не следует с самого начала отпугивать новичков и возлагать на них слишком тяжелые обязательства. При непосредственном участии Желябова была выработана программа военно-революционной организации и устав центрального кружка. Уставу придавалось особо важное значение; его не решились даже отпечатать. Единственный его экземпляр был взят жандармами при аресте Колодкевича.

Разделяя целиком программу "Народной Воли", центральный военный кружок полагал своей задачей "организовать в войске силу для активной борьбы с правительством и парализовать остальную часть войска, почему-либо неспособную к активной борьбе"… "Выход члена Центрального кружка безусловно воспрещается"[68].

Были предприняты поездки по России, возникли новые военные кружки: Одесский, Николаевский, Киевский, Тифлисский. Правительственное дознание впоследствии со слое арестованного Карабановича утверждало, что на одном из заседаний в Петербурге выступал Желябов и сообщил, что в военно-революционную организацию входит много гвардейских офицеров, академиков, батальонных и полковых командиров.