«Мы» — это она сказала дипломатично, будто и она соавтор этой заметки.
— «Мы все хорошо знаем…» А если мы все хорошо знаем, так зачем тогда и голову людям дурить? Скажи о том, чего мы не знаем. Так и начни:
На этом, дорогой Гиляр, все.
— Я не согласен.
— Иди жалуйся Нине Ивановне! А мне некогда с тобой спорить. У меня еще черный паслен не отредактирован.
Гиляр забрал обе заметки и пошел к Нине Ивановне.
Нина Ивановна тоже была в школе. Она вела общее наблюдение: была и у художников, и у составителей гербария, который они готовили к выставке. Одним словом, она поспевала всюду. Настроение у нее было не только хорошее, но необыкновенно доброе, приподнятое. Как раз сегодня, в самом начале урока, Адам Скрипка попросил у нее прощения. Да как! Это надо было видеть и слушать самому.
Немного волнуясь, он сказал:
«Нина Ивановна! Я прошу вас извинить меня за все то, что из-за меня произошло на вашем уроке. Я знаю сам, что такое тяжелая работа, а ваша работа не легче, чем работа моего отца в кузнице… У меня на сердце очень тяжело… Я прошу вас снять с меня эту тяжесть…»
Тут снова случилось неожиданное. Весь класс встал и чуть ли не в один голос добавил:
«Извините! Извините и нас!»
Нина Ивановна, рассказывая об этом Сымону Васильевичу, признавалась ему:
— Не знаю, не понимаю, Сымон Васильевич, как я не расплакалась… Я только сказала им: «Прошу вас, сядьте. Между нами, будем так считать, ничего не было плохого и, будем твердо надеяться, никогда ничего плохого не будет. Я тоже в чем-то виновата… В том, что своевременно не провела свой план через педагогический совет. А в нем есть как раз такие работы, из-за которых совершенно неожиданно возникло то недоразумение. Теперь мой план утвержден, и я могу вам прочитать его». Когда я прочитала, все ученики зааплодировали. Я еще добавила потом, что, возможно, некоторые наши ученики поедут в далекую экскурсию, а некоторые на Полесье. Для них всех это было как большой праздник, а для меня…
Сымон Васильевич спросил:
— А для вас?
— А для меня и большой праздник, и наука на всю жизнь.
Вполне понятным должно быть сегодняшнее настроение Нины Ивановны, когда к ней обратился Гиляр Стома:
— Нина Ивановна! Почитайте, пожалуйста, эти две заметки и скажите, какая из них лучше.
Он надеялся, что будет одобрена первая редакция.
Нина Ивановна прочитала, подумала немного и сказала:
— Они, Гиляр, обе хорошие. Но вторая короче, больше подходит для стенной газеты: ясно, коротко и точно. Отдай Зосе и скажи, что я похвалила вторую.
Куда деваться? Отнес и отдал.
— Ну, что тебе сказала Нина Ивановна?
Гиляр, не удержавшись, засмеялся:
— Что с вами, женщинами, сделаешь: вы всегда заодно! Печатай вторую.
С черноплодным пасленом было немного иначе. Дело в том, что если липу действительно все хорошо знают, так черноплодный паслен никогда такой популярностью именно в Белоруссии не пользовался. Наоборот, родители, бывало, предостерегали детей: «Не ешьте их! Смрад какой-то! Какие-то собачьи ягоды!» Ну и не ели. Хватало вкусных ягод и без него: смородина, малина, ежевика, костяника, земляника, клубника, калина, рябина, голубика, черника, брусника, клюква… Да и это еще не все: крыжовник, боярышник, терн. Кому он нужен, тот черный паслен? У нас и черемуху никто не ел.
Возможно, что те сорта черноплодного паслена, которые являются туземными у нас, и имеют в себе что-нибудь отрицательное. Речь идет о сортах, распространенных на востоке Советского Союза — от Урала до Амура, из которых выведены новые культурные, высококачественные сорта. Там их издавна используют вовсю: едят сырыми, варят варенье, начиняют пироги и пирожки. Попробуй напиши про него коротко, да еще так, чтоб заинтересовать им людей.
Сымон Жук поработал много. Сперва он прочитал несколько журналов и книг, в которых рассказано про ягоды этого ценного растения.